— Послушайте, Иванъ Николаичъ, молвила она, — вы разстроены въ настоящее время, и я поэтому не хочу признавать то, что вы сейчасъ сказали, за ваше посл?днее слово. Если вы не согласны теперь ?хать со мной, я васъ, конечно, увезти силой не могу; но я ув?рена, что вамъ самимъ сд?лается стыдно, и что вы завтра прі?дете просить у меня прощенія за то, что такъ огорчили меня сегодня… И я вамъ прощу, потому что я, можетъ быть, часто и вздоръ говорю, но въ сущности, очень добрая, какъ вы и сами сейчасъ сказали, промолвила она, скрывая душевное волненіе подъ этой напускною шутливостью тона.
Онъ молчалъ и какъ бы насм?шливо, почудилось ей, покачивалъ головою. Ее взорвало это 'пренебреженіе', котораго ни въ какомъ случа? не могла она ожидать отъ него.
— Послушайте, капитанъ, пылко, съ загор?вшимся взглядомъ воскликнула она, — я васъ буду ожидать завтра ц?лый день въ Мурашкахъ. Если вы не прі?дете, я посл? завтра у?ду въ Петербургъ… Вы знаете, что я только изъ-за васъ жила въ зд?шнихъ м?стахъ.
Онъ, будто движимый какою-то пружиной, вскинулъ на нее вдругъ съ какою-то жадностью свои большіе, круглые глаза. Выраженіе мучительной борьбы сказалось на мгновеніе въ его чертахъ… В?ки его заморгали, дрогнули судорожно губы… Но все это такъ же мгновенно исчезло. Онъ взглянулъ въ сторону, махнулъ рукой…
— Что же д?лать, Пинна Афанасьевна, проговорилъ онъ тихо, тихо, какъ бы про себя, — дай вамъ Богъ!…
Чувство оскорбленія взяло у нея верхъ надо всякими иными соображеніями: она хлестнула свою лошадь об?ими возжами и, не взглянувъ на него, покатила назадъ въ Хомяки.
Но не про?хала она и двухъ верстъ, какъ вдругъ ей неожиданно сд?лалось страшно. 'Неужели я его бол?е не увижу, и онъ вздумалъ что-нибудь сд?лать надъ собою?' такъ и гвоздила ей въ голову эта внезапная, только теперь возникшая въ ней мысль…
Тел?жка подпрыгивала, т?ни и яркія пятна солнца мелькали въ ея глазахъ. Какъ-то гулко отдавался стукъ колесъ въ глухой чащ? л?са; часто густыя в?тви, наклоняясь, хлестали по дуг?, обдавая св?жими каплями. Она ничего кругомъ не зам?чала, — ей казалось, что теперь, сейчасъ должно случиться что-то важное, что-то такое, что должно было изм?нить всю ея жизнь… ?хала она, ужасно волнуясь, негодуя и усиленно мигая, чтобы не дать хлынуть слезамъ, которыя, она чувствовала, такъ и подступали подъ ея в?ки. Лошадка ея, точно чувствуя, въ свою очередь, разстроенное состояніе своей барышни, самымъ усерднымъ образомъ, не жал?я ногъ, мчалась по рытвинамъ и колеямъ.
XII
Не до?зжая Хомяковъ, Пинна Афанасьевна увид?ла вдругъ прямо передъ собою на дорог? такую-же быструю лошадку, запряженную въ б?говыя дрожки, катившія ей навстр?чу. Она прищурилась, склонивъ на бокъ голову, и узнала черезъ мигъ, въ сид?вшемъ верхомъ на этихъ дрожкахъ, конторщика Спиридона Ивановича, и въ кон? его — коренника, изъ хорошо изв?стной ей тройки вятокъ Софрона Артемьича Барабаша.
Онъ тоже узналъ ее издалека и, сорвавъ картузъ съ головы, замахалъ ей, неистово кивая притомъ головою и махая локтями, словно откормленный гусь, нам?ревающійся лет?ть.
— 'Что это за телеграфическіе знаки?' спрашивала она себя въ изумленіи.
Еще минута — до нея донесся его хриплый отъ сп?ха и волненія голосъ:
— Нашлись… Живы! живы, Пинна Афанасьевна!
— Что вы говорите? Кто? растерянная залепетала она, судорожно задерживая возжи.
Онъ докатилъ до нея, остановился:
— Они-съ, баринъ, Валентинъ Алекс?ичъ… Чудомъ-съ, просто чудомъ… Живы!…
— Да что вы это!… Въ самомъ д?л?? Бы его вид?ли?
— Не видалъ, въ город? они… Софронъ Артемьичъ сейчасъ къ нимъ на почтовыхъ поскакали, а мн? приказали немедля Ивана Николаича отыскать, передать, значитъ, ему…
— Я его сейчасъ вид?ла, перебила Пинна Афанасьевна, — онъ безумствуетъ, я съ нимъ даже поссорилась и у?хала… Она вдругъ засм?ялась подъ приливомъ какого-то, всю ее разомъ охватившаго теперь, безконечно радостнаго чувства:- вотъ мы теперь и помиримся… Ахъ, какъ-же будетъ онъ радъ… Да вы это в?рно, в?рно, говорите, Спиридонъ Иванычъ? засп?шила она;- и отчего онъ это въ город? очутился, и какъ же два дня его искали вс?мъ селомъ и на сл?дъ не попали, и эта шляпа его тутъ надъ Логомъ, а его н?тъ…
— Сказываю вамъ, чудомъ, Пинна Афанасьевна; д?йствительно, что окром? Бога, Спаса нашего, никому того не возможно приписать.
Пинна Афанасьевна, какъ изв?стно, смотр?ла свысока на подобнаго рода 'предразсудки'. Но въ эту минуту она чувствовала себя такою счастливою, что готова была и въ нихъ пов?рить, да и ужь очень любопытно было ей узнать скор?е, въ чемъ именно состояло 'чудо'.
— Вотъ что, Спиридонъ Иванычъ, сказала она, — привяжите вашу вятку къ задку моей тел?жки, а сами садитесь ко мн?. Я сейчасъ оберну. Вы мн? дорогой всю эту исторію и разскажете… Господи, какъ-же это хорошо, что онъ нашелся!
— Истинно такъ, Пинна Афанасьевна! А я вамъ съ моимъ удовольствіемъ, какъ сл?дуетъ, передамъ.
— Сидимъ-съ это мы съ Софрономъ Артемьичемъ, началъ онъ, когда, ум?стившись рядомъ съ нею, покатили они по направленію Лога, на берегу котораго заполчаса предъ т?мъ оставила д?вушка своего 'безумствующаго' поклонника, — сидимъ-съ, сами изволите понимать, на подоби, можно сказать, такъ какъ у псалмоп?вца сказано: 'на р?кахъ Вавилонскихъ с?дохомъ и плакахомъ'… И вдругъ-съ раздается колоколецъ, и къ намъ на дворъ пара, и видимъ Николай Дмитричъ, можетъ изволите знать, письмоводитель господина исправника. Сейчасъ къ Софрону Артемьичу, — письмо, а самъ ничего не говоритъ, только этакая усм?шка лукавая подъ усами и глядитъ намъ прямо въ глаза. А Софронъ Артемьичъ какъ только вскрылъ конвертъ, да по письму повелъ глазами, такъ я, гр?шный челов?къ, даже подумалъ, что они тутъ, не дай Богъ, ума лишатся…
— Отъ радости, разум?ется? перебила еще разъ Пинна Афанасьевна; — да разсказывайте скор?е, голубчикъ! подгоняла она его.
Конторщикъ чуть-чуть сконфузился и продолжалъ:
— Д?ло это, собственно говоря, такъ вышло… Управляющаго графа Клейнгельма, Василья Ивановича Брауна изволите знать?
— Н?тъ, не знаю. А слышала…
— Челов?къ настоящій, можно сказать, правильный…. Только вотъ этотъ самый господинъ Браунъ, какъ у насъ постоянно бываетъ надобность по д?ламъ въ городъ, и вздумали они по?хать съ винокуромъ ихнимъ, — тоже изъ н?мцевъ, фамилія ему Клейстъ. Въ самый, то есть, это вечеръ, когда случилось это самое съ Валентиномъ Алекс?ичемъ — третьяго дня значитъ… А дорога имъ отъ графскаго им?нія мимо нашего Крусанова на Вислоухово, — а оттелева до города еще верстъ пятнадцать и подал?е будетъ. Только у этого самаго Василья Иваныча Брауна кучеръ — мудреный этакій, знаете, нравный, твердый челов?къ, а только ужь упрямъ очень. Занялись этто Василій Иванычъ, разговорились съ винокуромъ и не зам?тили, какъ онъ вдругъ, этотъ самый кучеръ, зам?сто какъ всегда по дорог? прямо, не до?зжая Крусанова, да вл?во возьми въ объ?здъ. Только, про?хамши такъ съ версту, оглянулись: 'Ты, говоритъ, кудажь это теперь прешь?' А тотъ ему на это: 'А тутъ, говоритъ, ближе много будетъ*. — 'Да что ты, говорятъ ему, тутъ и дороги про?зжей н?тъ'. — 'Чего н?тъ, бормочетъ, про?демъ, не извольте безпокоиться'. А оно д?йствительно, что тутъ крестьяне постоянно про?зжаютъ зимою, а л?томъ изб?гаютъ, потому по-надъ самымъ
