Марина из Алого Рога

потому и видятъ они ее зд?сь, что Верманъ прі?халъ…

— А все то же, продолжалъ см?яться Іосифъ Козьмичъ, — Что отъ голоска Марины Осиповны никому во дворц? спать не приходится…

— А вы разв? слышали? быстро промолвила она, мелькомъ взглянула на усм?хавшееся лицо Завалевскаго и зарумянилась вся.

— И не я одинъ, а вотъ и Владиміръ Алекс?евичъ тоже. Вы слышали? обратился г. Самойленко къ графу.

Тотъ утвердительно кивнулъ.

— Ну, вотъ это ужь вы напрасно киваете, не правда ваша! воскликнула она, прикрывая зам?шательство свое см?хомъ:- изъ 'графской спальни' нельзя слышать, что на двор? д?лается…

— Я не въ спальн? спалъ, а въ кабинет?, сказалъ Завалевскій.

— Въ кабинет?! растерянно повторила Марина. — 'Боже мой, неужели онъ меня вид?лъ?' съ ужасомъ подумала она.

— Да что ты тамъ внизу стоишь, не двигаешься? молвилъ Іосифъ Козьмичъ. — Ступай сюда, займи дорогихъ гостей, — а я пойду… Ты говоришь, Верманъ прі?халъ… Нашъ зд?шній Ротшильдъ, объяснилъ онъ, обращаясь къ графу, — монополистъ! Вс?хъ зд?шнихъ пом?щиковъ въ кр?постныхъ своихъ обратилъ: какую ц?ну положитъ, такую и берутъ… Со мною вотъ съ однимъ, хвастливо примолвилъ онъ, — не совладать ему! Съ самаго декабря держусь, шерсть не уступаю, — сказалъ по девяти рублей за немытую, такъ и будетъ!.. Зат?мъ, должно быть, и прі?халъ!…

Величественный главноуправляющій, неуклюже передвигая толстыми ногами своими, сошелъ внизъ, также неуклюже подхватилъ подъ талію Марину, все еще недвижно стоявшую тамъ, приподнялъ ее сильною рукой на ближайшую ступеньку и удалился.

— Не угодно-ли выпить съ нами чаю, Марина Осиповна? спросилъ Завалевскій.

— Чаю?… Я пила… Впрочемъ, я всегда готова пить чай, р?шила она вдругъ и — какъ вскидываетъ разомъ крыльями испуганная птица и такъ-же разомъ опускается на в?тку, — перепорхнула черезъ ступени и очутилась на балкон?, предъ чайнымъ столомъ, въ кресл? только-что покинутомъ Пужбольскимъ.

— Не помню, представлялъ-ли я уже вамъ моего друга, князя…

— Ну, конечно, перебила она, — мы еще вчера познакомились съ нимъ, когда… я вамъ ключъ отъ р?дкихъ книгъ приносила… Что же вы стоите, господинъ… князь?…

Пужбольскій поклонился и, не садясь, гляд?лъ на нее во вс? глаза.

— Зач?мъ вы такъ смотрите? досадливо сдвинула она опять брови.

— Я на вашъ долманъ загляд?лся, посп?шилъ онъ извиниться.

— Какой долманъ? Это? Она вскинула плечомъ.

— Да, — очень красиво, я нахожу…

— Это молдаванская кофточка; одинъ былъ тутъ грекъ табаководъ, — такъ онъ прислалъ мн? изъ Бухареста…

— Это не молдавскій, а венгерскій покрой, тотчасъ же зам?тилъ всезнающій Пужбольскій, — все тотъ же типъ длинной куртки, de la veste longue, долмана, который носятъ гонведы, гусары…

— Гусары? засм?ялась Марина-и взглянула на Завалевскаго.

— На венгерскомъ язык? гусъ-ара значитъ тысяча копій, mille lances, объяснилъ князь при семъ удобномъ случа?.

— Ну, и прекрасно, перебила его д?вушка, — а еще лучше, что оно вамъ нравится…

— Да, очень! Женщины всегда должны были-бы носить что-нибудь волнующееся, накинутое на плечи. Это придаетъ какой-то легкій и вм?ст? съ т?мъ гордый видъ…

— Я сама гордая! провозгласила неожиданно Марина.

Пужбольскій н?сколько см?шался, — онъ былъ вообще конфузливъ съ женщинами; ему показалось, что д?вушка съ какимъ-то нам?реніемъ сказала это… но вм?ст? съ т?мъ красота ея производила на него такое неотразимое впечатл?ніе…

— Вы им?ете на это право, проговорилъ онъ не совс?мъ ув?ренно.

— А почему вы думаете? быстро взглянула она на него.

Онъ улыбнулся.

— Еще древній поэтъ сказалъ, что гордость — естественное посл?дствіе красоты [4] и…

— И пристала ей — какъ венгерская куртка, докончилъ засм?явшись графъ.

— Какой же это древній сказалъ? сдерживая улыбку, спросила Марина.

— Овидіемъ звали его, отв?чалъ Пужбольскій.

— Ахъ, это латинскій? Она скорчила презрительную гримаску. — Только на такомъ пустомъ язык? и можно говорить такія пошлости, какъ вы сейчасъ сказали!… А вы, значитъ, классикъ, классикъ! жалостливо глядя на князя, тянула Марина…

— Неужели и вы тоже? вскинула она вдругъ свои большіе искристые глаза на графа, — и вы?…

Онъ улыбался — самымъ уголкомъ рта, зам?тила она, — и эта полузадумчивая, полунасм?шливая улыбка несказанно нравилась ей…

— Вы также занимаетесь этими лингвистическими окамен?лостями? приставала она къ нему, уже бол?е для того, чтобъ онъ еще уголкомъ, уголкомъ…

Пріятели переглянулись и чуть-чуть не покатились оба.

Марина это зам?тила… и вдругъ оскорбилась:

— Вамъ, можетъ-быть, проговорила она надменно и н?сколько въ носъ, — вамъ совс?мъ не желательно со мною разговаривать, а вы только такъ… снисходите?…

'Боже мой, какъ ихъ вс?хъ б?дныхъ исковеркали!' подумалъ Завалевскій. — Подумайте, молвилъ онъ, межъ т?мъ какъ Пужбольскій, весь красный, принимался было разув?рять ее, — подумайте, молодая особа, — и онъ строго глянулъ ей въ глаза своими спокойными глазами, им?етъ-ли какое-нибудь здравое основаніе то, что вы сейчасъ сказали?

Она растерялась неожиданно:

— В?дь вы же аристократы, титулованные! чуть не со слезами проговорила она въ объясненіе.

Онъ засм?ялся.

— Если это можетъ васъ н?сколько ут?шить, то я скажу намъ, что д?дъ мой, первый графъ Завалевскій, былъ статсъ-секретарь и большой челов?къ при Екатерин?; зато отецъ его, а мой прад?дъ, былъ отъ сохи взятъ въ солдаты… Если-бы мы жили во времена монархической Франціи, я бы въ королевскихъ каретахъ не им?лъ права ?здить…

Марина открыла большіе изумленные глаза: — она не поняла…

Пужбольскій торопливо, со всевозможными подробностями, посп?шилъ объяснить ей, что значило 'monter dans les carosses du roi', и сколько нужно было 'quartiers de noblesse' для этого, и какъ все это происходило при версальскомъ двор?…

— Вы точно тамъ жили, со вс?ми этими уродами, зам?тила ему Марина.

— Его-то повезли бы dans les carosses! все такъ же весело сказалъ графъ:- онъ отъ Рюрика въ прямомъ кол?н? летитъ внизъ. Древенъ!..

— Древенъ! повторилъ князь и тотчасъ же вскипятился:

   — 'И ч?мъ древн?е ваши предки,
   Т?мъ больше съ?ли батоговъ!'

— Вотъ что сд?лала изъ русской аристократіи московская татарщина! Есть ч?мъ у насъ хвалиться древностью рода!…

— А не будь этой московщины, которую ты такъ ненавидишь, отр?залъ ему на это Завалевскій, — ты