Марина из Алого Рога

мученій алкала ея душа теперь… настоящихъ, грозныхъ… мученій мучениковъ, вн?шнихъ, ощутительныхъ болей… И съ любовью приняла бы ихъ она, съ восторгомъ… Среди этихъ пришлыхъ мученій она быть-можетъ позабыла бы хоть на мигъ эту горчайшую сн?дающую ее муку — его презр?ніе!… Но она смирится, смирится, какъ желаетъ онъ, — она это свое теперешнее униженіе возведетъ себ? въ ут?шеніе, въ радость!… Она искупитъ имъ все свое прежнее: безобразіе своего воспитанія, свое фуфырство, свои безумныя надежды… Она крестьянкой будетъ, чумичкой, посл?днею изъ посл?днихъ, — она хл?бы будетъ печь, борщъ варить этому ув?чному, уродливому, ненавидимому вс?ми отцу своему!

Все темн?й становилось въ л?су. Частый дождикъ слышно дробилъ по листамъ, — холодныя капли, скатываясь съ нихъ, капали на голову, за воротъ Марины… Она вздрагивала и жалась, стискивая зубы, чтобы не стучали они, — лихорадка пронимала ее. А кузнецъ все такъ же торопливо шелъ впередъ, — она за нимъ… Онъ неожиданно повернулъ вл?во, въ чащу… Куда же это?… Но не всели равно ей?

— Низомъ не пройти вамъ ни за что! счелъ онъ какъ бы нужнымъ объяснить, — трава скользкая… съ горы въ церковище свалитесь.

— Ой! вскрикнула Марина: она въ темнот? наткнулась лбомъ на какой-то острый сучекъ.

Онъ остановился… Въ чащ? уже р?шительно ничего разгляд?ть было нельзя.

— За кушакъ держитесь, тутъ недалечко, на дорогу за разъ выйдемъ… только на дерева надсадиться можно, потому узко тутъ будетъ.

Онъ развязалъ свой кушакъ и протянулъ конецъ его Марин?. Ея рука встр?тилась съ его грубою какъ сапогъ, мокрою отъ дождя рукою. Она превозмогла себя — и ухватилась не за кушакъ, а за эту отвратительную, мокрую руку.

— Такъ лучше, тихо промолвила она.

— Ну и такъ можно… и такъ!… И такъ можно, повторилъ еще разъ кузнецъ, и какой-то мимолетный мягкій звукъ послышался ей въ его надтреснутомъ голос?.

Онъ осторожно сталъ пробираться впередъ по узкой троп? между деревьевъ, кр?пко держа ее за руку и бормоча опять про себя что-то несвязное и непонятное. Дочка' — могла только разслышать Марина: онъ о ней разсуждалъ самъ съ собою.

Тропинка между т?мъ становилась шире, и впереди, какъ яркая зв?зда, блеснула прямо въ глаза Марины недалекая огненная точка.

— Акуратъ до нея вышли! засм?ялся вдругъ кузнецъ, выпуская сразу руку д?вушки.

Они вышли къ хатк?, одиноко стоявшей на большой дорог?, противъ самой опушки л?са.

— А вотъ я заразъ, заразъ, забормоталъ 'хромой б?съ', торопливо перебираясь черезъ дорогу.

Марина не отставала отъ него. Онъ подошелъ къ двери избушки и осторожно стукнулъ въ нее своими костлявыми пальцами.

— А кто тамъ? раздался чрезъ мгновеніе за дверью заспанный старушечій голосъ.

— Я, Горпино, я, отмыкай скоро!

Дверь распахнулась. Онъ, не входя, прошепталъ н?сколько словъ отворившей. Звяканье м?дныхъ монетъ донеслось до слуха Марины.

Она стояла посередь дороги. Пламя ночника чрезъ окно избушки прямо било на нее, осв?щая ея распустившіеся спутанные волосы, ея порванное о сучья, прилипшее къ т?лу отъ дождя кисейное платье. Кузнецъ съ порога повелъ на нее глазами.

— Слухай ты, Горпино, обратился онъ опять къ невидимой старух? съ какими-то опять неслышными словами.

— Матерь Божія, барышня! послышался въ отв?тъ изумленный возгласъ.

— Ну, ну, давай! заговорилъ хромой, загораживая собою дверь, съ очевиднымъ нам?реніемъ не допустить ее выйти изъ хаты.

Онъ взялъ у нея что-то изъ рукъ, поднесъ ко рту, закинувъ голову назадъ, крякнулъ и бережно уложилъ себ? это за пазуху.

— А вотъ вамъ… чтобъ не мокли! молвилъ онъ, вынося Марин? добытую имъ отъ старухи какую-то дырявую свитку.

— Спасибо вамъ! сказала она не поморщась, накидывая себ? на плечи эти грязныя лохмотья.

Они пошли опять по дорог?.

Марина хорошо знала м?стность: отъ этой 'келейки' Горпины, до которой не разъ — и каждый разъ тщетно — добирался Марининъ обожатель, акцизный чиновникъ, подозр?вавшій старуху въ тайной продаж? водки, — отъ этого ея жилища до кузницы оставалось не дал?е версты. Но кузнецъ, повидимому, не сп?шилъ домой; онъ такъ же медленно теперь подвигался впередъ, какъ сп?шилъ за четверть часа предъ этимъ добраться до Горпины, и то и д?ло останавливался на ходу, чтобы поднести къ губамъ тотъ зав?тный сосудъ, что хранился у него за пазухой. Сосудъ вскор? оказался пустъ. Онъ поднялъ его надъ головой съ нам?реніемъ швырнуть о земь — и вдругъ пріудержался.

— Дочка, держи! съ сиплымъ, пьянымъ хохотомъ крикнулъ онъ нежданно Марин?, заходившею во вс? стороны рукою протягивая ей штофъ.

Марина подошла къ нему. Онъ уц?пился за ея плечо: онъ еле на ногахъ держался.

Она взяла его подъ руку и повела.

Дождь пересталъ т?мъ временемъ; становилось св?тл?е, кое-гд? на расчищенномъ неб? замигали зв?зды.

Въ лощинк?, подъ ракитами, стояла довольно длинная мазанка, крытая соломой и землей, съ пристроенною къ одному изъ боковъ ея на четырехъ деревянныхъ столбахъ стойкою для ковки лошадей: это была кузня, — обиталище 'хромаго б?са'.

— Мой дворецъ теперь! сказала себ? Марина, бодрясь и силясь улыбнуться, межь т?мъ какъ вся она изнемогала подъ тяжестью навалившаго на нее пьянаго.

Они добрели кое-какъ до входа.

— Отмыкай!… Петрусь! безсмысленно замахалъ рукой кузнецъ, опускаясь какъ м?шокъ на припетокъ [26]мазанки.

Оконце рядомъ съ дверью быстро отворилось; кто-то выглянулъ изъ него и, зам?тивъ Марину, слегка вскрикнулъ… Послышался звонкій ребяческій голосокъ:

— А я заразъ свичу запалю, заразъ!

Дверь отворилась; на порог? ея появился мальчикъ л?тъ четырнадцати, съ сальнымъ огаркомъ, воткнутымъ въ бутылку въ рук?, и съ полусонными, полуиспуганными глазами, устремленными на барышню.

Она улыбнулась ему — она знала его въ лицо: онъ когда-то былъ ученикомъ ея въ волостной школ?,- и, указывая на отца:

— Помоги свести его, Петрусь! сказала она тихо мальчику.

Но хромой самъ, безъ помощи ихъ, приподнялся и, держась о ст?нку, вошелъ въ кузню. Онъ огляд?лся кругомъ мутными глазами и поплелся прямо къ стоявшей за м?хами большой кадк? съ водой, въ которой остуживалось у него при ковк? раскаленное жел?зо. Опустившись предъ ней наземь, онъ принялся обливать себ? водою голову, громко охая, фыркая и икая.

— Веди въ горницу! крикнулъ онъ посреди всего этого мальчику.

Петрусь, св?тя своимъ огаркомъ, отворилъ едва зам?тную, обтянутую рогожей дверь, что вела во внутренній апартаментъ кузнеца.

Марина вошла, низко наклонивъ голову…

Ее такъ и прошибло тройнымъ запахомъ дыма, дубленой кожи и полыни… какъ и въ кузн?, потолка не было въ этой горниц?; ночное небо проглядывало кое-гд? сквозь ветхую крышу, подъ которою, встревоженные внезапнымъ св?томъ, зар?яли, при появленіи Марины, пріютившіеся тамъ воробьи и ласточки. На низко опустившіяся тонкія балки нав?шаны были для просушки пучки л?карственныхъ и настоечныхъ травъ; окна, лавки кругомъ ст?нъ, полуразвалившаяся печь, занимавшая чуть не половину пом?щенія, — все это было загромождено всякою рухлядью, кучами гвоздей, болтовъ, гаекъ, обр?зками шинъ, неотянутыми колесами, ведрами и грудами угля. Въ углу на гвоздяхъ вис?ла ц?лая коллекція смушковыхъ шапокъ, кожуховъ, женскихъ платковъ и понявъ, подъ залогъ которыхъ ссужалъ б?дный людъ грошами ростовщикъ-кузнецъ… Въ этомъ углу и спалъ онъ на