Марина из Алого Рога

— И была бъ она теб? в?рная, аспидъ ты эдакой, потому душа у нея была ангельская!… Безъ меня все это было, Марина, безъ меня!… Жилъ я всю тогда зиму въ город?, ратниковъ сдавалъ… Не зналъ даже, что она замужъ вышла… побоялась она что-ли изв?стить меня… Только за меня покойница жена, по ея просьб?, попу обв?нчать ихъ скор?й приказала… какъ вернулся я, да узналъ, — она ужь и родила давно… Захот?лъ я на младенца… на тебя погляд?ть! И всего-то я разъ, разъ одинъ, зашелъ въ ней, предъ самымъ отъ?здомъ опять въ городъ, — всего на три дня прі?зжалъ я тогда домой… Зашелъ… когда его, мерзавца, дома не было, потому вид?ть я его не могъ!… Зашелъ… благословить тебя хот?лъ, двухм?сячная была ты тогда, примолвилъ Іосифъ Козьмичъ какимъ-то сконфуженнымъ тономъ… Не усп?лъ я вернуться въ городъ, какъ получаю письмо отъ жены, что злод?й этотъ въ тотъ самый день, какъ только вы?халъ я, убилъ Машу до смерти…

— А будь вы вс? прокляты! промычалъ, прерывая его, кузнецъ и свалился съ лавки на солому, уже совершенно лишенный сознанія.

Раздавленная, уничтоженная стояла Марина предъ этими двумя отцами своими, изъ которыхъ одинъ погубилъ, другой убилъ ея мать! Тошно, отвратительно ей было! Оба они равно внушали ей въ себ? ужасъ и отвращеніе. Ничего у нея теперь не оставалось, ни одной не зад?той, не помятой струны въ ея душ?! Она бы все перенесла — нищету, грубость, униженіе, она отдавала всю себя на жертву своему дочернему долгу. Но предъ к?мъ теперь этотъ ея долгъ, кому изъ этихъ убійцъ нужна ея жертва?…

— Марина, говорилъ ей т?мъ временемъ Іосифъ Козьмичъ, — позабудемъ все! Побранились съ тобой — и баста! Квитъ… Вспомни: кто жь тебя взлел?ялъ, воспиталъ… Вспомни покойницу жену, — она жь теб? за мать была!… А я — я ничего не хот?лъ до времени говорить теб?,- я просилъ правительство, чтобы теб? права законной дочери моей предоставить… На дняхъ графъ получилъ письмо изъ Санктъ-Петербурга, что тамъ на это согласны… Поняла ты, — ты теперь моя, моя законная дочь, Марина Осиповна Самойленкова.

Она пристально гляд?ла на него лихорадочно-сіявшими глазами — и ничего не отв?чала.

Не того ждалъ господинъ Самойленко; онъ вид?лъ, что далеко не все кончено, что не обрадовалась, не кинулась ему на шею эта 'его теперь законная дочь', что недобрымъ пламенемъ гор?ли ея устремленные на него глаза, казавшіеся огромными отъ страшно-осунувшагося, потемн?вшаго за эти два дня лица ея… Безпокойство не на шутку заговорило въ немъ.

— Время намъ нечего терять, Марина, уговаривалъ онъ ее, — ?демъ скор?е домой!… Подумай, — в?дь это скандалъ!… Что могутъ подумать… что скажутъ обо мн?… о теб? наконецъ… Ты только размысли хорошенько: первый, графъ… Ну, что онъ можетъ подумать?…

Она еще разъ взглянула на него, потомъ на другаго… на кузнеца. Онъ лежалъ на солом?, какой-то скорченный, безпомощный и жалкій, — и стоналъ во сн?,- въ томъ мучительномъ сн? пьянаго, исполненномъ грозныхъ, давящихъ представленій.

Марина кивнула на него и опустилась на лавку.

— Н?тъ, молвила она Іосифу Козьмичу и улыбнулась невыразимо-презрительною улыбкой, — я съ вами не по?ду… Все же онъ лучше васъ!

Онъ даже покачнулся на толстыхъ ногахъ своихъ… Это было слишкомъ, перенести это былъ онъ уже не въ состояніи.

Едва сдержался 'потомокъ гетмановъ'.

— Помни же, прерывавшимся отъ б?шенства голосомъ проговорилъ онъ, — помни: придешь… въ ногахъ будешь валяться… вонъ выгоню!

Онъ плюнулъ вс?мъ ртомъ въ распростертаго на солом?, предпочтеннаго ему соперника. - и кинулся вонъ изъ кузни въ таратайку, которая привезла его сюда.

Долго не могъ онъ опомниться — и въ неостывавшемъ гн?в? своемъ плевалъ въ воздухъ въ продолженіи всего пути до дому. А думы его въ то же время становились все мрачн?е, все безотрадн?е…

Подъ?зжая ко дворцу, онъ не безъ удивленія увид?лъ св?тъ въ поко?, занимаемомъ княземъ Пужбольскимъ. — Не спитъ еще! сказалъ онъ себ?, судорожно сжимая брови отъ невольной опять мысли о томъ, 'что они скажутъ…' И вдругъ, какъ бы ос?ненный какимъ-то вдохновеніемъ:

— Стой! крикнулъ онъ своему кучеру, выл?зъ изъ экипажа и, приказавъ не откладывать, самъ прошелъ на большое крыльцо.

Въ передней встр?тился ему камердинеръ Пужбольскаго, со св?чею въ одной рук? и только-что скинутымъ барскимъ платьемъ въ другой.

— Что, князь ужь легъ? спросилъ Іосифъ Козьмичъ.

— Книжку въ постели читаютъ, отв?чалъ слуга съ любопытствомъ глядя ему въ глаза; — графъ сейчасъ отъ нихъ вышли… Прикажете доложить о васъ?..

— Ступай въ свое м?сто! величественно отр?залъ ему на это главноуправляющій;- я самъ о себ? доложу…

И, отворивъ дверь, онъ направился въ спальню князя.

XXII

Стукъ таратайки Іосифа Козьмича давно смолкъ на песчанистомъ пригорк?; давно погасъ на печи, нестерпимо чадя, сальный огарокъ Петруся, и бл?дный св?тъ зари уже брежжилъ въ оконца кузни, а Марина все такъ же упорно и безсознательно не отрывала глазъ отъ бездыханнаго Каро, отъ рядомъ съ нимъ лежавшаго, въ безчувственный сонъ погруженнаго теперь кузнеца… Способность мыслить словно покинула ее теперь, въ голов? было пусто, точно что-то вдругъ нас?ло, прихлопнуло, вышвырнуло все, что тамъ сейчасъ мучительно сознавало, судило и металось… Я умерла… могила, проносилось у нея быстрыми, смутными ощущеніями… Но н?тъ, она жива, говорила ей опять ноющая, тягучая боль, что скребла будто кошачьми когтями у нея въ груди, подъ сердцемъ…

Послышались шаги, скрипъ двери… кто-то вошелъ, остановился на порог?… Она не подымала головы…

Это былъ Петрусь. Она вид?ла, какъ онъ шагнулъ ближе, низко наклонился, протянулъ руку, провелъ ею по волнистой шерсти безжизненнаго Каро — и какъ зат?мъ поднялъ на нее перепуганно-вопрошавшіе глаза, и изъ этихъ глазъ дв? крупныя слезинки выкатились и потекли по загор?вшимъ щекамъ мальчика.

Нежданными, горючими слезами залилась въ отв?тъ имъ Марина. Сознаніе вернулось къ ней вм?ст? съ ними.

— Петрусь, ты добрый… помоги, — надо похоронить его, едва могла она выговорить.

Мальчикъ, безъ дальнихъ словъ, приподнялъ трупъ собаки и поволочилъ его, ухвативъ об?ими руками, къ двери.

— Онъ тяжелъ, ты не снесешь одинъ.

Они вынесли его вдвоемъ на дорогу.

— А гд? же заховать его? поднялъ Петрусь на Марину свои темные, сострадательные глаза.

— Куда-нибудь подальше, въ л?съ пойдемъ, отв?чала она.

— Свезти можно… на тачк? свезти, сказалъ мальчикъ, — тольки бы хозяинъ…

Онъ живо кинулся въ кузню, заглянулъ въ горницу — и такъ же быстро возвратился.

— Долго спать теперь будетъ! успокоительно закивалъ онъ Марин?, выкатилъ на дорогу тачку, служившую для возки угля изъ ямы въ топку — и, съ помощью д?вушки, уложилъ въ нее т?ло пуделя.

— Понятный якой песъ былъ! помянулъ его вздохомъ Петрусь, ухватываясь за ручки и тихо двигая