сгущеннаго воздуха, струясь и поднимаясь вверхъ трепещущимъ столбомъ, словно призраки, уносящіеся отъ земли въ поднебесную высь. Поверхъ ст?нъ поднимались изъ темной глубины оврага вершины колоссальныхъ пихтъ и дубовъ, величаво помахивая своими необъятными в?твями и тихо шелестя. 'Гд? вы', казалось, говорилъ ихъ таинственный шепотъ, 'гд? вы, суровые латники, вы?зжавшіе на долину мимо нашихъ молодыхъ поб?говъ съ копьемъ въ стремени, съ опущеннымъ забраломъ; гд? св?тлоокія красавицы, для которыхъ въ такія м?сячныя ночи п?вали соловьи и минезингеры, скрытые въ нашей, тогда едва еще зараставшей чащ?? Schone Zeit, wo bist du? Kehre wieder!…
Мы оба долго молчали.
— Помнишь. Владиміръ, заговорилъ я первый, — какъ мы съ тобой, во второмъ класс?, въ Царскосельскомъ саду зачитывались Уландовыхъ балладъ? Любимую твою помнишь?
Что ни говори, а в?дь хороша она, эта мечтательная, романтическая Германія?…
— Хороша была покойница, да давно быльемъ поросла, какъ и наша молодость, съ невеселымъ см?хомъ перебилъ меня старый товарищъ. — А вотъ она, настоящая-то д?йствительность и современность! примолвилъ онъ, маня меня къ обвалившемуся окну, изъ котораго, какъ на ладони, виденъ былъ далеко внизу, подъ горой, сверкавшій газовымъ осв?щеніемъ городъ, съ своимъ игорнымъ домомъ, лавками и отелями:- получайте и будьте счастливы!
— Что же, зам?тилъ я, — съ этою д?йствительностью можно еще, пожалуй, помириться нашему-то брату изъ-подъ Козмодемьянска.
— Какъ кому, меня не т?шитъ!
Онъ ус?лся въ окн? и опустилъ молча голову. Такъ прошло довольно долго времени.
— Скучно, братъ, тяжело жить, тихо началъ Кемскій. — Не с?туй на меня, пожалуйста, я тебя сегодня не прив?томъ, а только что не грубостью встр?тилъ; не сердись: на меня находятъ теперь такія минуты…. самъ себ? часто гадовъ 'становишься….
— Полно, другъ мой…
— Я теб? сердечно радъ, право, — ч?мъ-то хорошимъ, давнишимъ отозвалось мн?…. И не м?няешься ты какъ-то, а я….
— Помилуй, воскликнулъ я, — да что ты и вынесъ!
Онъ печально улыбнулся.
— Помнишь, сказалъ онъ, въ наше посл?днее свиданіе, въ Москв?, ты мн? какъ-то выразился, — слова твои тогда вр?зались мн? въ память, — что мн? завидовать можно, что для меня нашлось настоящее д?ло въ жизни. Было оно, д?йствительно, у меня это д?ло, и н?тъ его, сгинуло оно на в?ки в?ковъ. Были люди близкіе, и никого н?тъ, вс?
— Ты свое сд?лалъ, теб? не въ ч?мъ себя упрекать, перебилъ я его. — Лишній челов?къ, говоришь ты про себя. Послушали бы тебя т? молодцы, — богато было ими наше покол?ніе, надо признаться, — которые въ этомъ гордость свою полагали, женскія сердца покоряли именно т?мъ, что
— Тамъ, гд? бы съ радостью и голову сложилъ! живо всоскликнулъ Кемскій, и вдругъ остановился, какъ бы устыдившись своего порыва. — Ты и не поймешь, можетъ-быть, что значило для насъ, Черноморцевъ, отдавать
Страстный морякъ заговорилъ въ Кемскомъ. Онъ вспомнилъ о 'незабвенномъ Михаил? Петрович?', о ненавистныхъ Англичанахъ, 'исконныхъ врагахъ русской морской силы', о корвет?, которымъ онъ, Кемскій, командовалъ въ день Синопскаго боя, о добродушномъ геро? Нахимов?, о слишкомъ мало в?домыхъ подвигахъ всей этой доблестной семьи людей, не пережившей своихъ 'родныхъ корабликовъ', людей, для которыхъ такъ дорога была честь Россіи и о которыхъ 'новая Россія', какъ выражался Кемскій, быть-можетъ слишкомъ скоро позабыла. Разсказъ сп?шилъ за разсказомъ и все оживленн?е, все быстр?е. Видно было, что онъ радъ былъ случаю высказать все то, что еще такъ живо кип?ло и негодовало въ его душ?. И, слушая его, признаюсь, какъ и тогда, въ пору молодости нашей, что-то похожее на зависть шевельнулось во мн?, - да, на зависть къ этому ув?чному, полуживому челов?ку, который ум?лъ еще такъ пламенно в?рить, любить и негодовать. 'Не въ безплодныхъ мечтаніяхъ прошла твоя жизнь, думалъ я, ты не отрицалъ, не гнушался, не б?жалъ, и теперь еще, немощной и разбитый скиталецъ, ты и теперь еще счастлив?е многихъ!…
III
Время б?жало между т?мъ. Давно уже смолкла музыка, отъ времени до времени доносившаяся до насъ изъ долины вм?ст? съ мимолетными наб?гами теплаго ночнаго в?тра, М?сяцъ заходилъ за дальніе отроги Вогезскихъ горъ. Темн?ло; кое-гд? лишь едва зримыми точками св?тили догоравшіе фонари среди т?нистыхъ аллей Бадена, да большія серебряныя зв?зды мигали надъ потускн?вшими развалинами.
— Не пора-ли?… началъ было я — и не кончилъ. Надъ самою головой Кемскаго, мягко шурша и в?я внезапнымъ холодомъ отъ испуганныхъ крылъ, скользнуло что-то въ окно и тутъ же безсл?дно пропало въ дальнемъ углу.
— Что это? вскрикнулъ онъ, вздрогнувъ.
— Запоздалая сова или летучая мышь. Пора намъ домой.
— Н?тъ, это… это не то… Слышишь?
Онъ судорожно ухватилъ меня за руку.
— Что такое, что съ тобой?
— Тамъ, въ этомъ углу, куда пронеслось…. гд? исчезли…. эти крылья… Разв? ты не слышишь? проговорилъ онъ шепотомъ, все также кр?пко сжимая мою руку своею холодною рукой.
Онъ былъ правъ. Тамъ, въ этомъ накипавшемъ сырыми пеленами мрак?, поднимались откуда-то и тихо звен?ли какіе-то непонятные, воздушные и призрачные звуки. То слышалась одна, чистая какъ стекло, протяжная до истомы, надрывающая душу нота, то ц?лый рядъ нежданныхъ и едва уловимыхъ аккордовъ проб?галъ по невидимымъ струнамъ и исчезалъ мгновенно, какъ дымъ, уносимый в?тромъ; будто какой-то тоскующій геній въ ночномъ безмолвіи тихо стоналъ о прошломъ надъ этими рыцарскими руинами…
— Это эолова арфа! сказалъ я первый, очнувшись и припоминая
— Пойдемъ отсюда! быстро проговорилъ Кемскій, срываясь съ м?ста и съ такою тревогой въ голос?, съ какою долженъ былъ сказать эти слова донъ-Жуанъ, уходя съ кладбища.
Я пошелъ за нимъ недоум?вая. Почти ощупью, кр?пко придерживаясь въ ст?н?, спустились мы внизъ по крутымъ ступенькамъ ненадежныхъ л?стницъ. У самаго выхода на платформу мы наткнулись на бодрствовавшаго еще кельнера; съ нимъ д?лила ночные досуги какая-то женская особа, которая впрочемъ
