выражалась эта добрая старушка, зам?нившая ее у моей койки, когда слегла сама Наденька, и ее полумертвую, увезли изъ Крыма.
— И ты не по?халъ за ней, Кемскій?
— Н?тъ, я не могъ. Не такое время было, задумчиво отв?чалъ онъ. — У насъ были перебиты вс? офицеры, оставалась горсть людей… Я не им?лъ права ихъ покинуть… Я писалъ ей въ монастырь…
— Въ монастырь? Разв? она…
— Она поселилась у тетки нашей, игуменьи *** монастыря, въ К. губерніи.
— И она отв?чала теб??
— Отв?чала.
IV
Коляска наша уже катила по баденской мостовой.
— Hotel d'Angleterre? спросилъ Kutscher, оборачиваясь къ Кемскому.
— Да. Зайдемъ ко мн?, ***. Я напою тебя настоящимъ русскимъ чаемъ…. предложилъ мн? Кемскій.
Въ дверяхъ его нумера встр?тила насъ коренастая и заспанная фигура, въ которой я тотчасъ же узналъ стараго знакомаго.
— Грызунъ! Ты все съ своимъ бариномъ!
— Точно такъ, ваше вскродіе, отв?чалъ онъ, тараща на меня растерянные глаза.
— Завари-ка намъ чаю, да покр?пче… На плечахъ своихъ вынесъ меня раненаго шестаго іюня… Здоровъ в?дь! примолвилъ Кемскій, кивнувъ на него. Грызунъ тотчасъ же прикрылъ обшлагомъ рукава обширный з?въ свой. Его неизм?нная дураковатая улыбка такъ и говорила: 'ишь ты, балагуръ какой, баринъ!'
Пока онъ собиралъ чай, хозяинъ отворилъ дверь, выходившую изъ его гостиной прямо въ небольшой садикъ, что тянется вдоль всего фасада Hotel d'Angleterre. Въ тишин? ночи явственно слышалось журчанье ручья, отд?ляющаго узенькую полоску сада отъ гулянья…
— Этотъ ручей большой мн? другъ, сказалъ Кемскій, — ни что такъ успокоительно не д?йствуетъ на меня, какъ его однообразный и нескончаемый плескъ. Не будь его, я бы, кажется, никогда зд?сь уснуть не могъ…
Онъ с?лъ на крылечк?, съежась и св?сивъ свою с?дую голову, и погрузился въ глубокое раздумье.
Давно шип?лъ на стол? тусклый самоварикъ, очевидно древній походный товарищъ Кемскаго, и Грызунъ не разъ уже появлялся на порог? дверей съ явнымъ нам?реніемъ доложить о ча?, но баринъ его оставался все также неподвиженъ и н?мъ.
— Послушай, Кемскій, началъ было я. Но Грызунъ вскинулъ на меня такой испуганный взглядъ, что я невольно пріостановился.
— Не трошь ихъ, ваше-съ… пробормоталъ онъ скороговоркой:- не любятъ-съ…
Я вернулся въ гостиную и съ удовольствіемъ, знакомымъ только т?мъ, кто долго жилъ вн? Россіи, принялся за стаканъ кр?пкаго, душистаго чаю.
— Грызунъ, ступай спать! раздался вскор? съ крылечка голосъ Кемскаго, и самъ онъ зат?мъ появился въ дверяхъ.
Лицо его было, какъ говорится, темн?е ночи. Печальная мысль словно выр?залась на немъ всею острою тяжестью своей. Онъ н?сколько разъ прошелся по комнат?, не говоря ни слова.
Тяжело было и мн? глядя на него.
— Послушай, ***, началъ онъ наконецъ, останавливаясь противъ чайнаго столика, — ты зналъ Надежду Павловну, зналъ наши отношенія… Я теб? тогда пов?рялъ мои надежды… Случай привелъ тебя вид?ть, какъ он? сбылись, договорилъ онъ съ горькою усм?шкой. — Изо всего этого у тебя въ голов? сложились насчетъ покойницы разныя заключенія…
— Я тебя ув?ряю, другъ мой…
— Не перебивай меня. Я тебя не обвиняю, въ этомъ н?тъ ничего удивительнаго; каждый, на твоемъ м?ст?, сталъ бы строить догадки… Нашъ разрывъ, письмо ея во мн?, - ты помнишь? — все это было такъ неожиданно, такъ загадочно!…. Ты тогда, на первыхъ же порахъ, зам?тилъ, что глаза ея задернулись для міра… но я ничего не вид?лъ, не хот?лъ вид?ть, я былъ сл?пъ… И долго еще потомъ, многіе годы, я ходилъ какъ въ туман?, носясь съ этимъ давящимъ камнемъ въ груди, ничего не понимая, кром? того, что
— Но неужели, неужели тогда, передъ отъ?здомъ твоимъ изъ Москвы, ты не добился отъ нея объясненія?…
— Объясненія? тоскливо повторилъ Кемскій. — Она плакала, рыдала, говоря, что сгубила свою жизнь, что недостойна меня, умоляя меня отказаться отъ ея руки, не спрашивая зач?мъ… она не могла тогда… ея горе было еще слишкомъ отъ нея близко!…
— А отецъ ея, а Павелъ Васильевичъ? Разв? ты не говорилъ съ нимъ?
— Пусть сама скажетъ, пусть казнится передъ тобой, до уговору! вотъ единственный отв?тъ, котораго я могъ добиться отъ жел?знаго старика, помолчавъ, отв?чалъ Кемскій. — Только прощаясь со мной, онъ обнялъ меня, чего никогда не д?лалъ прежде, и сказалъ: 'не того я ожидалъ, да видно судьбы не переломишь!'
— Я узналъ
— Зайди сюда! кликнулъ онъ меня изъ своей спальни.
Тамъ, на стол?, лежалъ большой дорожный портфель, который Кемскій просилъ меня открыть ключикомъ, вис?вшимъ у него на ц?почк? вм?ст? съ крестомъ и образками.
— Тутъ, нал?во, тетрадь…
Я тотчасъ узналъ женскую руку, сп?шную, но четкую, и тотъ англійскій почеркъ, которымъ пишетъ большинство русскихъ воспитанныхъ женщинъ.
— Прочти, — и суди ее! сказалъ Кемскій и отошелъ прочь.
— Благодарю тебя за дов?ріе, другъ мой, пробормоталъ я, красн?я, между т?мъ, отъ досады за т? неосторожныя слова мои, которыя вызвали это, далеко нелестное для меня, дов?ріе. — Я возвращу теб? рукопись завтра.
— Н?тъ. Возьми ее съ собой въ Россію и отправь въ *** монастырь, на имя игуменьи, матери Варсонофіи. Если когда-нибудь я вернусь домой, я получу ее обратно. Но ежели, какъ надо полагать, я умру зд?сь, въ какомъ-нибудь углу, на чужбин?, я не хочу, чтобъ эта тетрадь попала вм?ст? съ моими бумагами въ присутственное м?сто или въ руки моихъ нев?домыхъ насл?дниковъ. Мы в?дь оба съ покойницей посл?дніе въ род?, примолвилъ Кемскій, печально улыбаясь: — близкихъ у насъ никого н?тъ. Рай-Воздвиженскимъ, этимъ старымъ Чемисаровскимъ гн?здомъ, влад?етъ теперь столичный чинъ, изъ вліятельныхъ, одинъ изъ т?хъ любезныхъ продуктовъ петербургскаго канцелярства, которыхъ Павелъ Васильевичъ безразлично называлъ холопами и при жизни къ себ? на глаза не пускалъ… — Ну-съ, а теперь прощай, ***, прервалъ себя вдругъ Кемскій; онъ очевидно боялся подать поводъ продлиться разговору, и такъ уже давно тяжелому для него. — Я усталъ, пора на покой.
— Прощай. До завтра?
— Да, конечно… впрочемъ не знаю, отв?чалъ онъ разс?янно, не глядя на меня.
Я ушелъ отъ него и всю ночь напролетъ провелъ за чтеніемъ тетради, такъ неожиданно попавшей въ
