'- Помилуйте, Надежда Павловна, не гладить же мн? его по головк? за дурь его неслыханную!
'Но голова уже ходила у меня кругомъ. Я только вид?ла предъ собой этого несчастнаго, униженнаго, никому не милаго изгнанника… Я была оскорблена за него, за самое себя…
'- За что его отсюда выгнали, какъ негодяя какого-нибудь, какъ намедни этого пьянаго конюха? говорила я, и дыханіе мое спиралось у горла, и во рту было сухо, и я не давала уже себ? отчета въ моихъ р?чахъ, — что онъ сд?лалъ? Вы слышали: разв? онъ сватался ко мн?? Онъ меня любитъ… Такъ кто же можетъ ему запретить меня любить? Что же, полагаютъ, я сама не сум?ю защитить мое сердце?
'- Матушка барышня, возражала, все бол?е и бол?е теряясь, Настасья Савельевна, — да какъ же онъ см?етъ думать о васъ?
'О, какъ отвратительны, отвратительны до тошноты показались мн? эти слова!
'- Какъ онъ см?етъ? А почему бы онъ не см?лъ? Что же, вы думаете, я бы не посм?ла?…
'- Вамъ любить моего Андрюшу! чуть слышно проговорила Настасья Савельевна, всплескивая руками и бл?дная отъ страха. — Да, какъ же это можетъ быть!…
'- Я не люблю его, оставьте меня…
'И, не властная уже совлад?ть съ собой, я упала на подушки въ истерическомъ озноб?.
'Настасья Савельевна перепугалась, кинулась опрометью въ двери…
'- Ради Бога, заклинаю васъ, усп?ла я чрезъ силу удержать ее, — не зовите никого, не нужно, пройдетъ… Оставьте меня, оставьте одну…
'Но она не послушалась меня, отыскала конфорку, чайникъ, насильно напоила меня чаемъ. Дрожь унялась. Къ утру я наконецъ заснула свинцовымъ сномъ…
'Мы увид?лись съ батюшкой на другой день посл? разговора съ Настасьей Савельевной. Тяжело было это свиданіе. По наружности, батюшка былъ все тотъ же, — только бл?дн?е обыкновеннаго казался онъ, — онъ поздоровался, заговорилъ со мной прив?тливо, какъ прежде, глаза его не отворачивались отъ меня, но изъ иныхъ, едва уловимыхъ отт?нковъ его голоса, изъ звуковъ этихъ, быть-можетъ, слишкомъ уже спокойныхъ его р?чей я поняла: что-то оборвалось между мною и имъ, что-то такое, чего связать вновь не въ силахъ былъ уже никто изъ насъ, чему уже суждено было такъ и оставаться на в?ки порваннымъ между отцомъ и мною… И, признаюсь, я была равнодушна къ этому въ ту минуту. Я была дочь моего отца, и никогда еще это не сказывалось во мн? такъ сильно, какъ теперь. Если до дна души возмущена была его гордость, и не могъ уже никогда простить онъ мн?, что я, посл?дняя изъ Чемисаровыхъ, я, суженая избраннаго имъ челов?ка, единственно между вс?ми достойнаго, въ его мн?ніи, породниться съ нимъ, могла допустить высказать себ? унизительное въ глазахъ его признаніе, то и я, въ свою очередь, не могла простить ему незаслуженное униженіе имъ моей гордости, моей д?вичьей сов?сти… 'Я убью тебя, если увижу съ моею дочерью', говорилъ онъ Кирилину. Мн? не столько страшны были эти слова, — я не могла себ? представить, чтобъ они когда-нибудь могли осуществиться, — сколько оскорбляли они меня, глубоко, нестерпимо… что же онъ думалъ, — Кирилинъ былъ такъ для меня опасенъ, что ему было достаточно подойти ко мн?, и я сразу забуду все, мои об?ты, мою привязанность въ суженому, котораго избралъ не одинъ же отецъ мой, который и не захот?лъ бы взять меня изъ его рукъ, еслибы только отъ моего отца завис?ла я, еслибы въ этомъ не участвовала я сама, моя личная, нич?мъ нест?сненная, ник?мъ неподкупленная воля? А вздумайся мн? въ самомъ д?л? полюбить Андрея Кирилина, неужели, такъ несправедливо и произвольно изгоняя его отсюда, суровый отецъ мой полагалъ застращать меня? Я его дочь, погнуть меня не такъ легко; не принадлежи уже мое сердце другому, да я полюбила бы Кирилина наперекоръ всему, жел?зной вол? моего отца я противопоставила бы мою, женскую, но такую же безтрепетную волю, и чья взяла бы верхъ, про то Богъ знаетъ!…
'Холодно разстались мы въ тотъ день съ батюшкой, холодно встр?тились вновь. Потекли печальные, молчаливые и однообразные дни. Ангелъ мира улет?лъ навсегда изъ нашего большаго дома; пов?яло какою-то глухою, давящею грустью подъ высокими сводами, гд? такъ долго дышалось мн? свободно и легко. Погода изм?нилась, пошелъ ц?лый рядъ дождливыхъ дней. И ц?лые дни выжидала я у моего окна, когда-то сквозь неустанно наб?гавшія тучи проглянетъ лучъ солнца, и снова подымутъ мои любимыя липы свои отягченные влагой листья… Мн? было душно въ этихъ ст?нахъ, гд? все для меня теперь гляд?ло уныло и подозрительно, гд?, будто т?ни, не слышно, съ какою-то небывалою робостью, казалось, двигались слуги по коврамъ, и не слышно было уже озабоченнаго голоса и торопливаго шага Настасьи Савельевны, еще такъ недавно раздававшихся одновременно на всемъ пространств? дома.
'Бывало, въ то время, за столомъ у батюшки, сижу я весь об?дъ, не разжимая губъ. Карлъ Ивановичъ подыметъ голову, долго, вопросительно глядитъ на меня и снова опуститъ глаза и тихо вздохнетъ. Уловитъ вздохъ этотъ Сарра, обернется въ мою сторону, также пристально взглянетъ и нетерп?ливо поведетъ плечомъ; для нея я до конца осталась неразр?шенною загадкой… А батюшка, какъ бы ничего не зам?чая, спокойно продолжаетъ говорить съ Фрейманомъ о хл?бахъ и с?нокос?…
'Я написала вамъ въ это время длинное письмо. Я никого не называла, не передавала никакихъ подробностей, но душевное настроеніе мое сквозило въ немъ изъ-за каждой строки. Я отправила письмо въ Лондонъ, по оставленному вами адресу. Получили-ли вы его? И что вы изъ него поняли?..
'О Кирилин? замеръ слухъ, точно исчезъ онъ подъ землей, и давно травой поросла его могила. Не знаю, было-ли это такъ на самомъ д?л?, но мн? представлялось, что вс? въ дом? сговорились не произносить его имени предо мной. Боялись-ли они батюшки, хлопотали-ли о моемъ
'Я думала о Кирилин? каждый день, и забота о немъ выт?сняла у меня мало-по-малу всякую иную мысль. Я ни о чемъ не разспрашивала, но чутко прислушивалась ко всему, что могло им?ть хотя бы далекое отношеніе въ нему. Я знала, что Настасья Савельевна не видалась съ сыномъ со времени его отъ?зда, что она не вы?зжала изъ Рай-Воздвиженскаго, бол?ла и не выходила отъ себя. Грайворонскій давалъ пиръ про?зжему флигель-адъютанту; мы, разум?ется, не по?халви, но Катя отпросилась у меня по этому случаю сходить въ Новоселки и, вернувшись вечеромъ, ц?лый часъ разсказывала мн? про всякія великол?пія этого праздника. Между прочимъ, я узнала отъ нея, что оркестръ игралъ тамъ въ продолженіе всего об?да, подъ управленіемъ 'Андрея Харламовича', но что когда вечеромъ онъ былъ призванъ снова для танцевъ, то 'Андрей Харламовичъ' отказался дирижировать и ушелъ къ себ?. Изв?стіе это меня встревожило: я предвид?ла, — и не даромъ, — что самолюбіе Кирилина не долго уживется съ такою неделикатною, грубою, въ сущности, натурой, какою мн? всегда представлялся этотъ сладкій
