его окружала, блеском золотистых вощеных филенок, букетом цветов в изысканно простой керамической вазе и двумя картинами на стенах, освещенных падающим из окон светом. На той, против которой он сидел на скамье, были изображены две женщины, старая и молодая, а на той, что висела на стене слева, – лицо мужчины средних лет под монашеским капюшоном, кажущееся погруженным в мрачную задумчивость, когда бы не блеск в глазах. Если это был именно тот мужчина, о котором думал аббат, неведомая художница превосходно ухватила его характер и оставила своим последователям прекрасное наследие. Вся комната дышала заботой и религиозным пылом сестер Ордена и их преданности своему призванию.
Дверь открылась, и вошла женщина приблизительно его возраста, с годами явно расплывшаяся, но с добрым, хотя и строгим лицом. Аббат почтительно поднялся.
– Прошу вас, сидите, милорд, – сказала монахиня и чуть нахмурилась. – Не пристало настоятелю Ордена святого Видикона вставать перед скромной монахиней.
– Ни один воспитанный мужчина не станет сидеть, когда в комнату входит дама. – Но все же сел, как она просила. – Думаю, аббату следует проявлять уважение к матери-настоятельнице Ордена Кассет.
– Я всего лишь сестра Патерна-Теста, простая монахиня, как и все мои сестры, – чопорно отозвалась женщина. – Как вам известно, милорд, мы не имеем официального разрешения и формально не являемся Орденом, поэтому наши руководительницы никогда не претендовали на этот титул.
– Если уж речь зашла о титулах, то и я не лорд, – с добродушной улыбкой заметил аббат. – Я крестьянин и сын крестьянина.
– И вы не используете титул, когда говорите с герцогами и графами?
Сестра Патерна-Теста явно была настроена скептически.
– Я соглашаюсь на эту небольшую уступку суетному тщеславию, – сказал аббат без малейшего намека на раскаяние. – Не могу же я рисковать навлечь на себя их презрение, ведь мне случается распекать их за дурное обращение с крестьянами.
– Я слышала, что вы поступаете именно так, – сказала сестра Патерна-Теста, – хотя многие ваши предшественники почти не покидали монастырских стен, а если и покидали, то только по вызову монарших особ.
– Или от возмущения действиями монархов. – Аббат кивнул. – Мне пришло в голову, что если я начну вразумлять лордов и даже их величеств, пока они еще не успели серьезно нагрешить, возможно, мне удастся предотвратить обстоятельства, при которых я был бы вынужден выражать им свое негодование.
– Так и произошло, если то, что говорит молва, правда. – Сестра Патерна-Теста кивнула. – Значит, вы прибыли, чтобы вразумить меня и потребовать передачи моего Ордена в ваше подчинение?
– Упаси Господь! – Аббат воздел руки к небу, как будто одна мысль об этом привела его в ужас. – Но мне думается, двум Орденам в стране следует поддерживать связь друг с другом, а ваш Орден должен быть официально признан, поскольку ни в каком отношении не уступает моему.
– Весьма великодушно, – медленно проговорила сестра Патерна-Теста, – но мы многие столетия обходились без этого признания – собственно, о нас вообще никто не знал. Откуда вам стало о нас известно?
– Возможно, вашу помощь Верховному Чародею и Верховной Ведьме и удалось бы утаить, – с улыбкой сказал аббат, – но только не слух о сражении, которое вы дали, помогая им. Менестрели разнесли предания о нем по всем уголкам страны, и в конце концов они достигли даже моих ушей.
– Менестрели! Мне это не нравится. – Сестра Патерна-Теста нахмурилась и отвернулась. – Теперь королева точно призовет нас к себе, чтобы убедиться, что мы считаем себя ее вассалами.
– Скорее уж она призовет вас, чтобы исцелить тех, кто погрузился в пучину уныния или витает в облаках иллюзий, – сказал аббат, – но каковы бы ни были ее мотивы, это повысит ваши шансы на официальное учреждение и признание Папы.
– Я слышала, его святейшество в конце концов все-таки нашел Грамарий, – явила аббату свое хмурое чело сестра Патерна-Теста.
– Нашел, но вполне удовлетворился тем, что оставил нас на попечение генерального настоятеля нашего Ордена, – сказал аббат.
– Значит, мы стоим на зыбучем песке, – сказала сестра Патерна-Теста. – У нас нет ни аббатисы, ни генеральной настоятельницы.
– Вот именно, – сказал аббат, – поскольку у Ордена Кассет не существует никакого другого монастыря, кроме этого, тогда как у Ордена святого Видикона имеются филиалы на каждой колонизированной планете.
– Мы имеем такое же право на признание, как и вы!
– Я ни в коей мере не оспариваю ваши нрава, – сказал аббат, – но вы имеете такое же право существовать как независимый Орден, подчиняющийся одному Папе!
Сестра Патерна-Теста свела брови на переносице и внимательно посмотрела ему в глаза, ища каких- нибудь признаков двуличия, но ничего не нашла. Потом медленно проговорила:
– Но как мы можем доказать такое право? Ватикан едва ли примет наши слова на веру.
– Одна эта картина послужит самым веским доказательством. – Аббат кивнул на портрет монаха. – Если она совпадет с фотографиями из архивов нашего Ордена, кто сможет вам возразить? Она ведь написана с натуры, верно?
– По меньшей мере по памяти. – Сестра Патерна-Теста взглянула на портрет. – Его написала одна молодая женщина, Ставшая нашей второй наставницей, несколько лет спустя после посещения монаха, который спас жизнь ей и нашей основательнице. Но он так и не назвал своего имени.
– Однако рассказал предания о святом Видиконе, которые нам неизвестны, – сказал аббат, – по крайней мере, так всегда пели менестрели. О том, что вы владеете знанием о святом, которого нет у нас.
– Так вот зачем вы приехали! – Сестра Патерна-Теста снова обернулась к нему. – Хотите пообещать свою поддержку в обмен на наши знания, да?
