а'.
— Какое 'ура'? — насторожился успокоившийся было после слов'…ты что, не знаешь этих взрослых' Тарас.
— Тарас, ты знаешь, как расшифровывается слово 'физкультура'? — спросила Елена Сидякина.
— Детский вопрос! Физ — физическая, культура — культура.
— Детский ответ! — покачала головой Елена. — Физ — физическая… А культура — расшифровывается так: культ силы спортсмена, культ его скорости, удара справа, выпада слева, удара головой, культ соскока сальтом прогнувшись!
— А ещё 'ура' остаётся? — прищурилась Надежда.
— Правильно. И ура! — воскликнула Елена.
— Чьё ура? — деловито поинтересовался Леонид Толкалин.
— Ура болельщиков, — ответила Лена.
— У-р-р-а Гуляевой! — провозгласила Светлана.
— У-р-р-а! — закричали, казалось бы, все. Но оказалось, не все…
— Рано радуетесь, — остудил их пыл Геннадий. — Если мы прежде всех этих 'ура' не решим проблему Гуся, он энд хиз оркестр нам всё равно всё сорвут: и олимпиаду, и марафон-прыжки, и безумную идею Бора — Фокиной — Гуляевой!.. И… это точно! Сорвёт игры и ещё по мордам всем надаёт! — с глубокой уверенностью закончил он.
После короткого спора все дружно согласились с Цветковым.
— И так уже кто-то свистнул два олимпийских флага… многозначительно произнёс Леонид.
Елена забеспокоилась:
— Толкалин, судя по твоему тону, ты не просто нытик, ты ещё и пессимист!
— Я пессимист? — поразился Леонид, ткнув себя пальцем в грудь.
— Да, ты! — подчеркнула Елена. — Вот ответь мне, к примеру, как у нас вообще пройдут наши первые олимпийские игры по марафон-прыжкам в высоту?
— Как пройдут? — озадачился Леонид. — Хорошо пройдут!
— Все слышали? — торжествовала Елена. — Вот вам типичный ответ пессимиста. Только закоренелый, закоснелый и неисправимый пессимист может сказать, что наши первые олимпийские игры пройдут хорошо.
— А что же должен сказать оптимист по этому поводу? заинтересовался Тарас.
— А оптимист должен сказать, что наши игры пройдут отлично! уверенно заявила Елена.
Тарас задумчиво почесал переносицу:
— Это что-то новое в теории оптимизма и пессимизма… Интересный ты человек, Гуляева, — и что-то записал себе в блокнот.
Опять все зашумели и заспорили.
— Прошу не шуметь! — приказала Елена. — Проблема Гуся, как и проблема Ларионова, уже почти решена! — сказала она с победоносным видом.
Все оторопели:
— Как решена? Кем решена? Когда решена?
— Мной решена! — усмехнулась Елена. — Недавно решена! Как в древней Греции решена… — загадочно произнесла она.
Все недоумённо переглянулись. Елена высокомерно посмотрела на форум.
— Гусь мне лично дал клятву, что он, несмотря на своё тёмное прошлое, настоящее и будущее, прекратит на время олимпийских игр все свои безобразия, как прекращали их все древние греки. Ну как?
Она ожидала всеобщего восхищения, взрыва энтузиазма и восторженных криков.
— Нашла кому верить! — сумрачно заметил Тарас.
— Да, нашла, — рассердилась Елена. — Он и расписку обещал дать.
— Дать-то он даст! — подал голос Леонид. — Да ещё догонит и поддаст!
И тут на спортплощадку заявился Гусь. Перепрыгнув всё, что можно было перепрыгнуть на своём пути (даже стол для игры в пинг-понг!), он устремился прямо к судейской беседке. Широченно расклёшенные брюки, окантованные 'молниями' с бубенчиками в расклёшах, мели пыль, поднимая вокруг себя черноморский ветер. Глядя на брюки Гуся, хотелось петь: '… слышен звон бубенцов издалёка… ' Рубашка, именуемая 'расписухой', обтягивала мощный торс Гуся. В руках у него была гитара, в зубах сигарета. Полы рубашки были завязаны на животе по очень иностранной киномоде. На обеих руках у него красовались массивные часы. Бренча на гитаре, Гусь пел:
Гусю, по всему было видно, ужасно интересно жить.
— Лёгок на помине, — сказал тихо Толкалин.
— Но ведь Цезарь никогда не был древнегреческим королём! — успела трагически прошептать Надежда, встретив этими словами шумное появление Гуся в беседке. Поставив, бурно звучащим аккордом, музыкальную точку, тряхнув локонами длинных волос, Гусь воздел гитару к потолку и торжественно произнёс:
— Детям женского и мужского пола физкульт-привет! Олимпийским Надеждам! Верам! Любовям! Леонидам! Тарасам! Еленам! Общий! — Затем он отбросил гитару, висевшую на ремешке через шею, за спину и продолжал: — Как сказал в одном из своих известных стихотворений Фет: 'Моё от меня вам здрасте!' Даю слово, что, хотя бюро прогнозов обещало всякие там осадки, на дворе стоит клёвая солнечная погода!..
Приписывание Фету таких слов ошеломило всю судейскую коллегию. Растерялась даже Гуляева, высокомерно заявившая, что именно ею и никем больше проблема Гуся решена целиком и полностью.
— У Фета нет такого стихотворения, — пискнула Надежда трагическим голосом. Она и сама любила щегольнуть цитатой, но, конечно, неопровержимо точно, до последней буквы.
— Есть, — сказал упрямо Гусь. Гусь не любил, когда ему перечили, он к этому просто не привык. Последние и неопровержимые аргументы Гуся (кисти рук, сжатые в кулаки!) были как всегда готовы доказать и на этот раз свою правоту. — У Фета есть такой стих. Я его читал своими глазами. — И Гусь упрямо повторил то, что он считал стихотворением Фета: 'Моё от меня вам здрасте!' и т. д. и т. п.
Члены судейской коллегии беспомощно переглянулись, продолжая молчать. На помощь пришёл Тарас Сидякин.
— Может быть, это… в некотором роде: 'Я пришёл к тебе с приветом рассказать, что солнце встало?..'
— А я вам что говорил? — подтвердил Гусь, с победоносным видом разжав 'аргументы', то есть кулаки, и отбив при этом лихую чечётку.
Все облегчённо вздохнули, радуясь тому, что и эта маленькая стихотворная проблема, заданная им Гусем, решилась так легко и просто, а то ведь, рассердись Гусь, неизвестно, что бы за этим последовало.
— Принёс расписку? — холодно спросила Лена. Она хорохорилась, но на самом деле ей было не по себе. Вдруг не принёс? Тогда выходило, она зря расхвасталась перед всеми.
Гусь медленно двумя пальчиками выудил из бокового кармана рубашки сложенный вчетверо листок бумаги.
— Всё равно это какое-то святотатство над Фетом, — успела прошептать Надежда Фокина.
— И даже кощунство, — успела согласиться с ней Светлана Мухина.
— Наше вам почтение и ваше нам прочтение…
