утвержденію Набокова, текст р?чи для печати. Таким образом перед нами зав?ренный текст р?чи, довольно странной для оратора, который старался в эти часы спасти монархическій принцип.
'Мы присутствуем при великой исторической минут?' — начал оратор. — 'Еще три дня тому назад мы были скромной оппозиціей, а русское правительство казалось всесильным. Теперь это правительство рухнуло в грязь, с которой сроднилось, а мы и наши друзья сл?ва выдвинуты революціей, арміей и народом на почетное м?сто членов перваго русскаго общественнаго кабинета. Как могло случиться это событіе, казавшееся еще так недавно нев?роятным? Как произошло то, что русская революція, низвергнувшая навсегда старый режим, оказалась чуть ли не самой короткой и самой безкровной из вс?х революцій, которыя знает исторія. Это произошло потому, что эта исторія не знает и другого правительства, столь трусливаго и изм?нническаго, как это нын? низвергнутое правительство, покрывшее себя позором'... 'Правительство мы свергли легко и скоро... Остается удержать в руках эту поб?ду'. Оратор призывал 'сохранить то единство воли и мысли, которое привело... к поб?д?'. Существующія разногласія 'стушевываются перед той главной задачей, которая еще не разр?шена вполн?: задачей — создать новую народную власть... Будьте едины в устраненіи политических споров, быть может, и важных, но сегодня могущих еще вырвать из наших рук плоды поб?ды. Будьте едины и вы, солдаты и офицеры великой и славной русской арміи, и помните, что армія, ...потерявшая это единство... обращается в безпорядочную толпу, и всякая горсть вооруженных организованных людей может взять ее голыми руками'... 'Я слышу, меня спрашивают: кто вас выбрал? Нас никто не выбрал, ибо, если бы мы стали дожидаться народнаго избранія, мы не могли бы вырвать власть из рук врага[138]. Пока мы спорили бы о том, кого выбирать, враг усп?л бы организоваться и поб?дить и вас, и нас'. 'Нас выбрала русская революція' — заключил гордо Милюков... 'Мы не сохраним этой власти ни минуты посл? того, как свободно избранные народные представители скажут нам, что они хотят... выбрать других людей, бол?е заслуживающих их дов?ріе... Но мы не отдадим этой власти теперь, когда она нужна, чтобы закр?пить поб?ду народу — упавшая из наших рук, она может достаться только врагу'. Оратора прерывают вопросом: 'кто министры? для народа не может быть тайны'. 'Во глав? нашего министерства мы поставили челов?ка, имя котораго означает организованную русскую общественность (крики: 'цензовую'), так непримиримо пресл?довавшуюся старым правительством... Вы говорите 'цензовая общественность', да, но единственно организованная, которая даст потом возможность организоваться и другим слоям русской общественности. Но, господа, я счастлив сказать вам, что и общественность не цензовая тоже им?ет своего представителя в нашем министерств?. Я только что получил согласіе моего товарища А. Ф. Керенскаго запять пост в первом русском общественном кабинет?. Мы безконечно рады были дать в в?рныя руки этого обществешіаго д?ятеля то министерство, в котором он воздаст справедливое возмездіе прислужникам стараго режима, вс?м этим Штюрмерам и Сухомлиновым... трусливые герои дней, прошедших на войн?, по вол? судьбы окажутся во власти не щегловитовской юстиціи... Вы хотите знать другія имена? (крики: 'а вы?') 'Мн? мои товарищи поручили взять руководство вн?шней политикой. Быть может, на этом посту я окажусь и слабым министром, но я могу, об?щаюсь вам, что при мн? тайны русскаго народа не попадут в руки наших врагов. Теперь я скажу вам имя, которое я знаю, возбудит зд?сь возраженія. А. И. Гучков был нам политическим врагом (крики: 'другом') в теченіе всей жизни Гос. Думы. Но, господа, мы теперь политическіе друзья, да и к врагу надо быть справедливым... Он положит первый камень той поб?ды, в которой наша обновленная и возрожденная армія выйдет из настоящей великой борьбы...' — 'Когда я в этой зал? говорю с вами, Гучков на улицах (?!) столицы организует нашу поб?ду (Гучков как раз в этот момент вы?хал в Псков, С. М.).Что бы сказали вы, если вм?сто того, чтобы разставлять войска вчера ночью на вокзалах, к которым ожидалось прибытіе враждебных перевороту войск, пришлось принять участіе в наших политических преніях, а враждебныя войска, занявши вокзалы, заняли бы улицы, а потом и эту залу? Что стало бы тогда с вами и со мной'?!..Упомянув о Коновалов? и Терещенко, введенных в министерство в качеств? представителей той либеральной группы русской буржуазіи, которая пыталась организовать 'общественное представительство рабочаго класса' (т. е. военно-промышленные комитеты), и ограничившись относительно Терещенки меланхолическим зам?чаніем: 'Россія велика, и трудно везд? знать вс?х наших лучших ', оратор два слова сказал еще о Шингарев? и Некрасов?, 'особенно любимым нашими л?выми товарищами'. Об остальных министрах оратор умолчал.
В напряженной обстановк? того времени выпадами против старой власти, которые даже Суханов назвал 'демагогическими', вождь 'цензовой общественности' думал защитить самую идею монархіи! Он, конечно, только дискредитировал ее во мн?ніи толпы. Политик, считавшій, что другіе говорят на 'неподходящих струнах', не учел того настроенія, с которым он может встретиться. По разсказу Милюкова, р?чь его была встр?чена многочисленными слушателями, переполнявшими зал, с энтузіазмом, и оратора вынесли на руках по ея окончаніи. В?роятно так и было. Настроеніе разнокалиберной толпы не могло быть ц?лостно. Оратор, выступая от имени новаго революціоннаго правительства, говорил об Учред. Собраніи. как о хозяин? земли русской. Но совс?м иное, отношеніе встр?чали его слова о монархіи. Историк, повидимому, очень смягчает, когда упоминает, что 'среди шумных криков одобренія слышались и ноты недовольства и даже протесты'. В тогдашнем отчет? 'Изв?стій' сказано так: 'Продолжительные негодующіе крики, возгласы: 'да здравствует республика', 'долой династію'. Жидкіе аплодисменты, заглушенные новым взрывом негодованія'. По разсказу Шляпникова, — едва ли он был очевидцем, — 'Милюков в теченіе н?скольких минут не мог продолжать своей р?чи'...
Вс? свид?тельства однородны в одном: вопрос, который был как бы затушеван в первые дни, посл? выступленія Милюкова стал в сознаніи массы во всей своей острот?. Исп. Комитет, каждый его член утверждает Шляпников — 'был буквально засыпан вопросами относительно судьбы династіи'. 'Без недоразум?ній по поводу династіи с этих пор уже не обходились митинги 'и публичныя р?чи' — пишет Суханов, вспоминая, как ему тотчас же пришлось говорить на эту тему перед 'несм?тной' толпой ('в н?сколько десятков тысяч челов?к'), собравшейся перед Таврическим дворцом и вызвавшей через делегацію членов Исп. Ком. Суханов говорил о том, что в вопрос? о монархіи существует, еще не ликвидированное разногласіе и, по его словам, он тут впервые понял, как остро в глазах массы стоит вопрос, которому он лично не придавал р?шающаго значенія. Из Таврическаго дворца разговоры перешли на улицу и проникли в казармы, гд? 'буйно', по выраженію Вл. Львова, говорили, что 'не потерпят никого из Романовых на престол?', обостряя с таким трудом налаживавшіяся отношенія между офицерами и солдатами. Не только тогдашняя молва, но и поздн?йшіе мемуаристы 'безм?рно преувеличили' то крайнее возбужденіе, которое вызвали слова Милюкова. Сам Милюков в таких словах подвел итог дня: 'Поздно вечером в зданіе Таврическаго дворца проникла большая толпа чрезвычайно возбужденных офицеров, которые заявили, что не могут вернуться к своим частям, если П. Н. Милюков не откажется от своих слов. Не желая связывать других членов правительства, П. Н. Милюков дал требуемое заявленіе в той форм?, что 'его слова о временном регентств? в. кн. Мих. Ал. и о насл?дованіи Алекс?я являются его личным мн?ніем'[139]. Это было, конечно, нев?рно, ибо во вс?х предшествовавших обсужденіях вопрос этот считался р?шенным сообща в том смысл?, как это излагал П. Н.
