вензеля. Она совсем занемела и ничего не чувствовала. Крошечный импульс в мозгу помимо воли Дмитрия руководил им: медленно, очень медленно – ногу вперед. Обопрись. Хорошо. Теперь тяни другую. Так. Отдохни.
Шаг... остановка... опора... подтянуть ногу... шаг... остановка... Что-то яркое проявилось вдруг перед его закрытыми глазами. Дмитрий разлепил веки и почти ослеп от светивших прямо в лицо солнечных лучей. Он остановился, зажмурившись от рези в глазах, но успел заметить деревья и проблескивающую сквозь них серебристую полоску.
Он снова открыл глаза и посмотрел вниз на большое водное пространство. Они все-таки вышли к озерам!
Он облизал холодные губы и, задыхаясь от радости, прошептал:
– Пашка, мы дошли! Мы дошли!
Но Павел не слышал. Его безжизненное тело кулем свисало с широкого плеча Дмитрия.
Глава 34
Павлу было тепло и удобно. Странно, пронеслось у него в голове, почему снег такой мягкий и теплый. И пахнет чесноком и сеном. И качается... Он открыл глаза и увидел над собой сияющую голубизну. Он заморгал, свет был слишком ярок и шел, кажется, отовсюду. Павел вновь закрыл глаза и, поддавшись убаюкивающему покачиванию, стал тихо соскальзывать в прежнее бессознательное состояние. Лишь на секунду мелькнула мысль: «Где Дима?» – и все опять исчезло.
Когда он очнулся в следующий раз, сверкающая голубизна все так же била в глаза, и у него хватило сил понять, что эта голубизна – небо. Потом он вспомнил, что должен что-то сделать... Что-то исключительно важное... Павел изо всех сил пытался не заснуть, стараясь нащупать нужную мысль и удержать ее в голове.
Но эта мысль все ускользала и ускользала, и он начал метаться, стонать. В то же мгновение над ним склонилось чье-то страшное, обросшее бородой лицо. Человек что-то прошептал опухшими губами. Павлу показалось, что его назвали по имени.
Он широко раскрыл глаза, потому что вспомнил ночь в горах и бесплодные попытки спуститься вниз сквозь круговерть снега и ветра. Здесь отчетливые воспоминания обрывались, Павел не в состоянии был разобраться, какие события происходили наяву, а какие родились в дремлющем сознании. Все в его голове расплывалось, путалось, но, самое главное, он понял, что за мысль билась в его уставшем мозгу, – он вспомнил, для чего они шли через перевал. Он попытался сесть, и человек тут же подставил ему руку под спину. Павел сел, тяжело дыша. Тело его с неимоверной силой тянуло вниз, голова кружилась, и он чувствовал, что устал, устал безмерно.
Ноги его укрывало какое-то старое одеяло, а сам он, оказывается, лежал на сене, которое усыпало дно телеги с высокими бортами. Под головой у него был мешок, от которого несло резким запахом чеснока, еще несколько таких же мешков возвышались грудой в его ногах, а рядом с ним сидел человек с опухшим черным лицом, заросший по самые глаза бородой. Он поддерживал Павла плечом и улыбался во весь рот.
– Димка! – прошептал Павел. – Димка!
– Ну что, очухался? – раздалось у них за спиной. – Живучий паря, ох живучий!
Павел с трудом повернул голову. Здоровенный мужик с окладистой бородой весело щурился на них из-под лохматых бровей.
– Мою бабу чуть вусмерть не спужали. Думали, варнаки какие беглые на нас вышли.
Дмитрий хохотнул:
– А ты, Федот, тоже хорош фрукт, не спросясь, за топор хватаешься.
– Так ружжо-то у бабы, а она, вишь, под телегу забилась и про него враз забыла. И ведь охотница, на медведя со мной ходила, а людей спужалась.
– Да уж, – раздался мелодичный голос откуда-то сбоку, и Павел, повернувшись на голос, увидел идущую рядом с телегой женщину в черном, надвинутом на самые брови платке. Живые темные глаза смешливо сверкнули из-под платка. – Сам-то небось тоже струхнул, когда они с ног повалились. – Женщина поправила платок и сказала уже серьезно: – Мы туточки уже двадцать лет черемшу берем, отродясь людей не видели, даже геологов. Они мимо нас на моторках дальше к Казангету ходют. Там у них база. А тут медвежий угол да маралий. Да вот мы с Федотом черемшу на зиму заготовлям.
Павел заворочался, усаживаясь поудобнее, и удивился, что совсем не чувствует боли, даже тогда, когда набирает полную грудь воздуха, чтобы сделать вдох. Что-то липкое и неприятно пахнущее стягивало его грудь, и, опустив взгляд, он увидел, что она обмотана тряпкой, пропитанной какой-то желтой мазью.
– Что это? – Он приложил ладонь к груди.
– А это Федот тебя полечил немножко, – охотно пояснила женщина, – мазь у него такая, лошадей да коров править. Вонят немного, но на ноги быстро поднимат.
– Терпи, – сказал Дмитрий, – Федот лекарь заправский, представляешь, пулю мне вынул, не хуже, чем городской хирург, а может, и лучше.
– Лучше, лучше, – закивала женщина, – он всех в поселке пользует. Он два года на ветилинара учился, а потом тятя домой погнал. Нахватался мирского духа, скромность потерял, молитвы забыл. Тятя поучил его маненько да оженил, значитца, на мне. – Женщина улыбнулась, блеснув полоской ослепительно белых зубов на загорелом лице.
– Полно, Дарья, – сказал мужик степенно, – что болташь, точно молодка. Поди сюда. – И подал женщине руку.
Она на ходу заскочила в телегу и перехватила у мужа вожжи.
– Давай я, а ты сосни чуток, чай, рано седни поднялся...
Мужик перебрался назад, улегся рядом с Павлом и, прикрыв лицо ветхим вафельным полотенцем, почти мгновенно захрапел.
Дмитрий помог Павлу прислониться к высокому борту телеги, подложив ему под спину куртку Рыжкова, которую Павел едва узнал, настолько она была грязной и рваной.
– Ну что? – спросил Дмитрий. – Хоть помнишь, как мы к озеру вышли?
– Нет, – Павел с трудом шевелил губами, – абсолютно ничего не помню.
– Да, я сам шел словно лунатик. Удивляюсь, как мы не залетели куда-нибудь. Потом вдруг слышу, женщина визжит, глаза открыл, а на меня этот друг, – кивнул Дмитрий на Федота, – с топором несется, я еще успел крикнуть: «Свои мы, свои!» – и тоже свалился. Очнулся, когда нас уже на телегу заволакивали, а как и что они с ранами делали, как перевязывали, убей, не помню. – Он понизил голос. – Староверы это, из поселка, куда мы с тобой шли. Черемшу тут промышляли да рыбу ловили. Хариуса, вон, видишь, два ведра успели насолить. Хочешь? – Дмитрий выудил из ведра рыбу, но Павел отрицательно покачал головой. Дмитрий бросил хариуса обратно в ведро. – Считай, повезло нам обалденно. До самого поселка сорок с лишним километров. Разве б мы доползли с тобой... А так через час-полтора на месте будем. Федот говорит, что у них там какие-то военные вот уже с неделю околачиваются. И вертолет у них есть. Вполне возможно, что это нас ищут.
– Хорошо бы. – Павел закрыл глаза и под мерное покачивание телеги и скрип колес снова заснул.
Очнулся он оттого, что кто-то дотронулся до его лица. Он быстро открыл глаза и увидел лицо склонившегося над ним человека. Человек был немолод, но выглядел весьма сильным и крепким. Седые волосы, постриженные ежиком, покрывали его череп. Он сосредоточенно рассматривал Павла, а когда тот открыл глаза, насмешливо поинтересовался:
– Ну что, Дудков, полегчало?
– Полегчало, – сказал Павел и только тут заметил, что человек в камуфляже. – Откуда вы, из МЧС или из милиции?
– Оттуда, – непонятно ответил мужик и спросил: – Сколько вас там осталось?
– Сколько? – переспросил Павел, приподнялся на локтях и огляделся. Он находился в деревенской избе и лежал на лавке у окна, задернутого ситцевой занавеской. – Где Дима?
– Дима сейчас придет. Он... он обедает.
– Обедает? – удивился Павел и взглянул в окно поверх занавески. Увиденное несказанно удивило его. – Почему вертолет еще здесь? Почему вы не летите на поиски?
– Куда лететь? – Человек иронично усмехнулся. – Дмитрий нам ничего не смог толково объяснить. Пришлось дожидаться, когда ты проснешься.
– Как – не смог объяснить? – Павел окончательно пришел в себя. – У него же все карты, а Артем Егорович четко обозначил на них, где наш лагерь. Тут же лету меньше часа. Там же бандиты... – Он опять глянул поверх занавески и осекся, заметив торчавший из открытой двери вертолета ствол крупнокалиберного пулемета. – Какого черта?.. – Он неприязненно посмотрел на человека. – Кто вы такой? Представьтесь, пожалуйста.
– Полковник Прохоров. – Человек недовольно скривился. – Тебе что-то не понравилось?
– Я хочу увидеть Дмитрия и спросить, почему он отправился обедать, не объяснив вам, в чем дело?
– И в чем же дело? – вкрадчиво спросил полковник Прохоров.
– Я не буду ничего говорить, пока не увижу Дмитрия, – заявил Павел и спустил ноги с лавки. И обрадовался, что нет привычного головокружения.
– Ишь ты, какой настырный, – покачал головой Прохоров и, отвернувшись, крикнул кому-то: – Давай его сюда!
В следующее мгновение Павел похолодел от ужаса. Два мордатых мужика в таком же, как на полковнике, камуфляже заволокли за руки и бросили на пороге безжизненное тело Дмитрия.
– Вот видишь, что получается, когда не умеешь толково объяснять то, о чем тебя спрашивают. Сколько там человек? – рявкнул Прохоров неожиданно.
– Какое тебе дело, сволочь? – тяжело произнес Павел. – Я думал, что мы против чурок воюем, а тут, оказывается, и своя мразь... – Он недоговорил, сильнейший удар опрокинул его на пол.
– Обоих – в погреб! – приказал полковник мордоворотам, молча наблюдающим за тем, как Павел пытается встать на ноги.
– Не надо. – Павел провел по губам языком, ощутив солоноватый привкус крови. – Что вы от меня хотите?
– Мы хотим, чтобы ты повел вертолет, – сказал полковник, – и чтобы твой гребаный
