Алексей обнял девушку, приник колючей щекой к ее лицу. Почувствовал, как Лена вся подалась навстречу, и на миг ему показалось: он вернулся домой к молодой ласковой жене, и вот-вот орава крепких пацанят повиснет на нем, радуясь его приходу. Лена обхватила его руками за талию, прижалась чуть сильнее, но тут же, оттолкнув, убежала в дом. Очищая сапоги от жирной лесной грязи, он слышал, как она притворно сердито выговаривала псу:
– Явились, гулены. Мы вас больше часа ждем, ужин почти остыл.
Сердце его наполнилось счастьем, и Алексей улыбнулся.
Глава 18
Густые заросли карликовых ив и берез паучьей паутиной накрыли, опутали, удушили бывший поселок. Крапива, непременная спутница покинутого человеком жилья, оккупировала дворы, огороды, даже чердаки полуразрушенных домов. В густой траве таились неприятные сюрпризы: битое стекло, доски с ржавыми гвоздями, обвалившиеся ледники и погреба. Довершала все эти удовольствия обильная роса, обещавшая путникам весьма неприятные водные процедуры. Поэтому, посовещавшись, они решили отложить осмотр поселка на послеобеденное время, когда солнце собьет и присушит росу.
Часа через два двинулись в путь. Крутой увал миновали стороной по скалистому гребню, где хоть и дул неприятный ветерок, но было относительно сухо. Звериная тропа, по всей видимости, медвежья – на некоторых, более влажных участках четко отпечатались следы огромных лап, – вела их через молодой пихтовый лесок. Рогдай бежал впереди. На этот раз он не помахивал беспечно хвостом, а осторожко обнюхивал воздух и следы на тропе. Видно было, как он напряжен и в любую минуту способен броситься на врага. Люди перевесили карабины на грудь, готовые к любым неожиданностям.
Путники то и дело вспугивали рябчиков, какую-то мелкую лесную живность: мелькнула по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетела глухарка.
Рогдай ринулся в ее сторону, но Алексей придержал его за ошейник:
– Стоять, противная псина! Не терпится гнездо разорить?
Гнезд в тайге в это время много, и пришлось взять пса на поводок. Недовольно уткнувшись носом в землю, Рогдай плелся по траве, растеряв былой энтузиазм.
На одном из поворотов тропы увидели прислоненные к дереву старые охотничьи лыжи. На небольшой дощечке, прибитой к стволу, еле разобрали слова, написанные масляной краской: охотник рассказывал, как в этом месте медведь задрал его отца... С тех пор остались здесь лыжи, полусгнившие, покрывшиеся зеленым мхом.
Вскоре тропа сбежала с гребня и потерялась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурной и глубокой реки. От некогда деревянного моста осталась длинная широкая плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Первым по ней пошел Алексей. Пройдясь туда и обратно, помахал спутникам:
– Должна выдержать!
Он перенес на противоположный берег снаряжение, оружие. Максим Максимович достаточно ловко преодолел хлипкое сооружение, Лена тоже приготовилась шагнуть на него, но Алексей поспешил навстречу и, как она ни протестовала, перевел ее, держа за руку, будто маленькую. На несколько минут присели передохнуть на прибрежном бугорке. Лена смотрела, как внизу река бьется о валуны, точит деревянные сваи, еще немного – рухнут и они. И если когда-нибудь появится в этих местах человек – охотник, рыбак или геолог, – придется ему искать более спокойный участок реки для переправы.
Дальнейший путь пролегал по бывшему полотну узкоколейки, так что идти сразу стало легче. Из густой травы, покрывающей склоны полотна, налетели тучи гнуса. Пришлось достать баллончик с аэрозолем против комаров и испортить мошкаре всю обедню.
Лагерь находился километрах в двух от узкоколейки, и они промочили ноги, перебираясь через обширную заболоченную низину. Наконец среди густой травы и вездесущих зарослей карликовых деревьев показались бараки, вернее, то, что от них осталось. Непогода уже давно расправилась с опорами для колючей проволоки, работу довершили талые воды. Проволока, свернувшись в змеиные клубки, жадно выставила когтистые лапы, поджидая в траве незадачливую жертву. Максим Максимович заметил в ржавом мотке застрявший скелетик какого-то животного.
– Кабарга, – определил Алексей, – видно, наступила нечаянно, запуталась, а выбраться уже не смогла.
Ковалев срубил своим тяжелым тесаком молодую пихточку, отрубил вершину, оставил небольшую развилку. Приказав спутникам идти за ним строго шаг в шаг, он, опустив рогатину, как миноискателем шарил в траве, отыскивая затаившуюся, как змея, ржавую угрозу.
Среди кустов гнилыми остатками зубов торчали покосившиеся сторожевые вышки, но бараки были разрушены почти полностью. Видно, строились они на скорую руку, не то, что избы в поселке. Поэтому и время расправилось с ними безжалостно, словно стремилось, стыдясь, поскорее стереть с земли следы человеческой жестокости и подлости. Максим Максимович выбрал нужный ракурс и, стараясь захватить бывший лагерь целиком, снял его с разных сторон.
Лена почувствовала странное удушье, тревога сковала сердце, ей нестерпимо захотелось как можно быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мрачные, поросшие темным лесом горы, болото, покрытое рыжей низкорослой травой.
Лена посмотрела на Алексея. Очевидно, он испытывал те же чувства, потому что, поймав ее взгляд, не улыбнулся привычно, а отвел глаза в сторону.
В воздухе витало нечто гнетущее, давившее пронзительным холодом и ненавистью. То ли проснулись духи прошлого, то ли так проявилась отрицательная энергия, скопившаяся здесь за многие годы человеческих смертей, унижений и злобы?
Ветер посвистывал через щели в сгнивших срубах, и Лена вдруг поняла, что только этот единственный звук нарушает странное безмолвие, поглотившее лагерь. Затихли птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, не шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливый звук ветра бился среди останков жалкого и жуткого человеческого бытия.
Вернулся Максим Максимович, взглянул на помрачневших спутников:
– Кошмарное место, смертью пахнет и горем! Сколько тут бедолаг полегло, одному богу известно!
Торопливо поднялись они вверх по увалу и увидели вход в шахту. В свое время его завалили скальным грунтом, поэтому Максим Максимович снял только общий вид, и они, не задерживаясь, спустились к небольшому ручью. Лена достала пакет с бутербродами и термос с крепким черным кофе.
Перекусив, мужчины закурили, а Лена прошла ниже по ручью, чтобы ополоснуть кружки и термос. Солнце припекало все сильнее, и она, пристроившись на камне, закрыла глаза, вслушиваясь в мерное биение водяных струй о камни. Уединение нарушил Рогдай: шумно забежал в воду и принялся громко лакать ее, выскочил на берег, ткнулся холодным носом в ладони, напрашиваясь на ласку. Лена открыла глаза, в паре метров от нее виднелся странный желтоватый камень, который почему-то заинтересовал Рогдая.
Пес внимательно обнюхал его, а потом стал возбужденно разгребать вокруг гальку и песок. Лена подошла ближе и ахнула: на нее провалившимися глазницами, жутко оскалившись, смотрел череп – жалкий осколок былой человеческой жизни. Подошли мужчины и принялись осматривать берег поблизости. Но, кроме еще одной, очевидно, реберной кости, найти ничего не удалось.
– Я слышал, что заключенных в карьере хоронили, но, видно, где-то на склонах еще кладбище было, – сказал Алексей, – могилы, наверно, весенней водой размыло, а кости сюда вынесло.
Захватив оружие и видеокамеру, мужчины отправились вверх по склону. Лена засыпала кости камнями, воткнула сверху веточку пихты. Мог ли предполагать погибший или умерший человек, что не будут его останки знать покоя и после смерти? Размоет их талая вода, разнесет по лесу, будут их точить дождь и ветер, пока не превратят в груду известковой пыли.
Мужчины вернулись ни с чем. За долгие годы склоны горы покрыл толстенный слой мха. Снега и дожди сгладили могильные холмики, да и существовали ли они вообще? Говорят, покойников хоронили в общих ямах, предпочитая не оставлять следов.
Назад в поселок возвращались молча, подавленные страшными впечатлениями. Только Рогдай был весел и всем своим видом показывал, что рад возвращению в дом с бесполезной, на его взгляд, прогулки.
Осмотр решили начать с развалившихся, а вернее, специально разрушенных корпусов обогатительной фабрики. Все металлическое оборудование было искорежено, разбито, изувечено. Огромные бревна, из
