окорока, после которого почувствовала еще больший приступ голода.
Оставшийся путь она преодолела за два с лишним часа. Серые сумерки постепенно обволакивали близлежащие горы, тайгу, опустились на тропу. Ноги отказывались служить, нестерпимо хотелось сбросить опостылевшие ботинки и идти босиком, но Лена понимала, что через пару метров разобьет ноги в кровь, и продолжала двигаться из последних сил.
Крыши домов кордона показались внезапно. Радость от скорой встречи с людьми удвоила силы, и девушка вслед за псом устремилась к большим бревенчатым избам, пристроившимся на дне глубокого распадка, поросшего недавно расцветшей черемухой.
Но вдруг какое-то странное чувство остановило Лену на полпути, и она притормозила у большого валуна, приказав Рогдаю также умерить свой пыл.
Присев на трухлявый ствол дерева, она всмотрелась в открывшуюся ей картину. Людей не было видно, но из обеих труб курился спокойный синеватый дымок, на бельевой веревке сушились два спальника, очевидно, кто-то из егерей тоже попал под дождь. В загоне стояли четыре расседланные лошади и рассеянно вглядывались в ясли с овсом. В одном из окон дома, стоявшего поодаль от первой избы, загорелся, задвигался огонек: значит, люди были внутри и, может, просто ужинали. Лена сглотнула голодную слюну и спустилась к избе. Очистила грязные ботинки о железную скобу рядом с крыльцом и осторожно постучала в слегка приоткрытую дверь. Никто не ответил, но дверь, тихонько скрипнув, отворилась, будто приглашая ее войти. Она не менее осторожно сделала шаг через порог и замерла от ужаса: развалившись на длинной лавке под окном, перед ней сидел обнаженный по пояс Шерхан.
Лена метнулась назад, слишком поздно она поняла, что же обеспокоило ее: еще на дальних подступах к кордону их должны были обнаружить собаки и заблаговременно известить его обитателей о прибытии нежданных гостей.
Сильный толчок в спину свалил ее с ног, и, падая, она расслышала одиночный выстрел и пронзительно-жалобный визг собаки. Ударившись лбом о широкий выступ порога и, теряя сознание, Лена успела услышать довольный голос с сильным акцентом: «Кранты суке!» – но, так и не поняв, относилось ли это к ней или к Рогдаю, провалилась в темноту.
...Сначала ее оглушил шум. Он вторгся откуда-то извне, наполнил голову гудением, мерным ритмичным постукиванием, которое отдавалось в висках страшной, разламывающей черепную коробку болью.
Потом пришло понимание, что мерные толчки совпадают с биением сердца, а назойливое гудение распалось на отдельные звуки и что-то похожее на слова.
Лена попробовала пошевелить руками. Она лежала на них и поэтому не сразу поняла, что они стянуты узким кожаным ремешком. Ноги сдавила непонятная тяжесть, и, пытаясь освободиться от нее, девушка подтянула ступни, сгибая ноги в коленях, и тут же услышала хрипловатый смешок:
– Ожила, стерва! Смотри, брыкается помаленьку.
Лена приподняла голову. Прямо на ее ногах удобно устроился один из братков Шерхана, сам же он сидел на корточках у ее изголовья. Увидев, что девушка открыла глаза, кивком согнал сидевшего на ее ногах парня и, схватив Лену одной рукой за волосы, а другой за лямку комбинезона, поднял ее с пола и резко толкнул на лавку в углу. Лена больно ударилась спиной о стену, прикусив от неожиданности язык.
Вдобавок ко всему, видимо, открылась немного подсохшая рана на лбу, и теплые струйки потекли по щекам и по шее.
Шерхан приблизился вплотную, зажал ей подбородок двумя пальцами с грязными ногтями, склонил к ней широкое с узкими щелочками глаз лицо. Невыносимая вонь из его рта, настоянная на спиртном, табаке и черемше вперемешку с резким запахом пота, заставила ее сползти чуть ниже, чтобы увернуться от новой газовой атаки. Но Шерхан, упершись коленом в ее живот, держал Лену крепко и продолжал молча разглядывать девушку. Пальцы оставили в покое ее подбородок и сместились к шее. Лена почувствовала, как его большой палец лег ей на гортань и слегка надавил на нее. Она поняла, что бандит забавляется, ждет, когда она забьется в его руках, закричит или заплачет от страха. Бросив взгляд через плечо, она различила в слабом свете свечи еще пятерых его подельников.
Лица их расплывались в полумраке, но ее не слишком интересовали физиономии. Она не могла понять, куда подевались егеря или они с этим зверьем заодно, а кордон служит негласным приютом Шерхану? До биостанции оставалось рукой подать, а она так глупо вляпалась... Вдруг она вспомнила о Рогдае.
– Что с собакой? – Губы показались ей чужими, да и голос, словно принадлежал не ей, звучал хрипло и невыразительно.
Бандиты заржали. Шерхан отступил на шаг и ухмыльнулся:
– Твой песик уже на том свете гавкает. Это ты, Кармаза, ему полчерепушки снес?
– Ага, – довольно захихикал парень в темном углу, – даже тявкнуть не успел.
Шерхан опять обратил свой взор на девушку:
– А ну-ка, красавица, спой нам про то, как тебе удалось от моих пацанов ускользнуть? Или ты не одна пришла и мужики где-то в кустах отсиживаются?
– Нет, я одна, а мужчины на прииске остались, – сквозь зубы ответила Лена.
– На прииске? – захохотал Шерхан. – Здесь ты глубоко ошибаешься! Мои парни давно им кишки выпустили. Жаль, что Рыжий тебя велел не трогать, а то б мы показали, на что способны бравые таежные пацаны.
Все звуки продолжали доноситься до нее словно сквозь ватное одеяло. Лена с трудом воспринимала слова бандита. Одна мысль билась у нее в мозгу: своей беспечностью она загубила Рогдая, а отец и Алексей никогда не дождутся помощи. Она чуть не закричала от бессилия и от отчаяния, представив, как оба считают часы и минуты, которые на самом деле приближают их гибель.
Шерхан, злорадно усмехнувшись, снова приблизился к ней вплотную.
– Кажется, братва, девочка нас испугалась. – Он сжал ее шею рукой. – Шейка тоненькая, нежненькая... А что, если нам Македонца не послушаться, как ты на это смотришь, учителка? Ведь он только над товаром хозяин, а в тайге я решаю, что почем. – Он почти ласково заглянул ей в глаза. – Скажешь, что тебе старик на ушко прошептал, – отпущу, не скажешь – в жены парням на пару часов отдам, а потом гражданин Мухин по почте посылку получит с тремя головами, и одна из них будет твоя. Золото я и без тебя в конце концов найду. Просто жаль, что такая красотка могильным червям достанется. А Македонец даже и не узнает, что ты здесь появлялась. Правда, братаны, вы же ему ничего не скажете?
Парни развеселились. Посыпались скабрезные шуточки, но Шерхан поднял руку:
– Ша, братва! Я в душе джентльмен и даю бабе последний шанс. Македонец все равно раньше завтрашнего вечера не появится, поэтому отложим все удовольствия до утра. Она придет в себя, обдумает хорошенько и расскажет все как на духу. – Он прикоснулся к Лениной щеке. – Ну не пытать же нам тебя, на самом деле? Представляешь, в какую лапшу превратятся твои распрекрасные щечки, если я пройдусь по ним ножичком? Или желаешь под моих парней лечь? Видишь, сколько развлечений тебе на выбор предлагается? – Шерхан жестом подозвал одного из бандитов. – Чтобы ночью не заснула, Павлик тебя вон к тому столбику привяжет. В ногах правды, говорят, нет, но зато думается классно.
Парень подтащил ее к столбу, подпиравшему потолок в центре комнаты, и пристегнул к нему ее руки и ноги кожаными ремнями, при этом он настолько сильно затянул узлы, что Лена ощутила, как ремни рвут кожу, и застонала от боли.
– Наконец-то у красотки голос прорезался, – обрадовался Шерхан. Он подошел к столбу, проверил узлы. – Туговато, конечно, но пусть это напоминает о счастье, что ждет тебя утром. – Он вплотную приблизил к ней свое лицо. – Мой дед в сталинские времена орден заработал на том, что беглых по тайге вылавливал, а чтобы меньше заботы было, он им аккуратненько головы ножичком срезал и в мешочек складывал. До десятка голов, бывало, в органы сдавал. А ему за это водку, табак, сахар, что еще таежному человеку надо... Это он меня научил ножичком работать. Чик, и все – голова в мешке. Ты понимаешь, о чем я говорю? – Он схватил ее за волосы и притянул к себе.
– Понимаю, – прошептала она распухшими губами.
– Ну и лады! – Шерхан брезгливо вытер руку о брюки. – Филька, морду ей протри, не видишь, все руки об нее измазал.
Лена подняла глаза и чуть не вскрикнула от неожиданности: с мокрым полотенцем в руках к ней подошел Филипп Страдымов. Упреждающе зыркнув на нее глазами, он тщательно протер ей лицо и отбросил окровавленную тряпку в угол.
