воздух. Они закашлялись, замахали руками, чтобы разогнать их. И увидели солнечный луч. Он шел из отверстия, которое они только что проделали в стене.
Максим встал на колени и заглянул в дыру. К своему удивлению, сквозь отверстие он увидел часть площади и какие-то развалины.
Снаряд, поразивший здание, разрушил соседнюю камеру, и только благодаря тому, что в прежние времена строили на века, они с Ксенией не отправились к праотцам.
Ксения легко проскользнула в отверстие. Максим протиснулся с трудом, заработав еще несколько царапин. По другую сторону дыры он едва нашел место, куда поставить ногу. Ксения закрепилась на узкой кирпичной полоске и, держась руками за выступ стены, растерянно оглядывалась по сторонам. Пол камеры обрушился целиком, и под ними был первый этаж, который находился сейчас под открытым небом.
Максим перешагнул на небольшой, шириной с его ступню, выступ, уцепился руками за стену и посмотрел в сторону площади, усеянной десятками трупов. Обломки ветвей устилали землю, прикрывали трупы и несколько грузовиков, над которыми струился сизый дымок. Несло едким запахом горелой резины и пороха. Все вокруг было неподвижно, если не считать этого дыма да шевеления листвы на искореженных деревьях. Особенно много трупов лежало возле гранитного постамента, где когда-то возвышался вождь мирового пролетариата, а последние лет пять – позолоченная фигура Фархата Арипова. Теперь же она, сметенная то ли взрывной волной, то ли подземными толчками, валялась, расколотая на части, у подножия постамента.
Максим оглянулся назад: Ксения осторожно спускалась вниз, хватаясь за выступы кладки и ставя ноги на место вывалившихся кирпичей. Посмотрев влево, он увидел болтавшуюся на одной петле дверь соседней камеры и вспомнил о Ташковском. Крикнув Ксении, чтобы дожидалась его, Максим прошел по выступу до соседней стены и перепрыгнул на бетонную плиту. Теперь добраться до двери было минутным делом, и вскоре он очутился в коридоре тюрьмы. Здесь все было цело. Если не считать толстого слоя пыли под ногами, других признаков, что здание почти целиком разрушено, не наблюдалось.
Максим шел по коридору и громко звал Ташковского. Ему отвечали, но это были незнакомые голоса заключенных.
– Заткнитесь! – крикнул он и выругался.
Голоса смолкли.
Максим опять позвал Ташковского и едва расслышал ответный голос из комнаты рядом с кабинетом Нураева. Он осмотрел дверь. К счастью, это была не камера, и проникнуть в нее не составило особого труда. Максим подобрал валявшийся рядом тяжелый огнетушитель и, используя его как таран, разбил дверную панель в щепки, выбил замок и вломился в комнату.
Ташковский лежал на кровати. Руки и голова его были перевязаны. Глаза заплыли от кровоподтеков, губы распухли.
– Господи боже мой! – произнес потрясенно Максим. – Что они с вами сделали?
Ташковский с трудом приподнял голову и попытался улыбнуться.
– А себя-то вы видели? – спросил он чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами.
– Вставайте, – приказал Максим. – Надо скорее уходить отсюда. Со мной женщина. Она дожидается нас внизу.
– Я не могу. – Ташковский выругался. – Они, кажется, привязали меня к кровати.
Действительно, две широкие ленты охватывали его поперек туловища, а узлы прятались под кроватью. Пришлось Максиму нырять под нее и развязывать путы.
– Что случилось после того, как они избили вас? – спросил он, помогая Ташковскому подняться.
– Чертовски странная вещь, – ответил тот, кряхтя от боли. Кажется, его били не только по физиономии. Все тело ныло, словно по нему промчался табун лошадей. – Я очнулся в чистой постели. Сначала подумал, что меня освободили наши и я лежу в госпитале. Потом смотрю, нет, по-прежнему в камере, правда, получше, чем та, где мы были вместе. Только не пойму, зачем им это понадобилось?
Максим ухмыльнулся:
– Кажется, это я заставил Нураева поиметь дрожь в коленках. Правда, я не думал, что все так удачно получится.
– Но они, видно, побаивались, что я сбегу. – Ташковский подал руку Максиму. – Спасибо, что не оставили меня. Я все время смотрел в потолок и ждал, когда на меня свалится снаряд. К тому же кровать подо мной трясло с такой силой, что я даже почувствовал приступ морской болезни.
– Это уже не от стрельбы, – пояснил Максим, подавая ему одежду, которая висела на спинке кровати. – Было несколько довольно сильных подземных толчков. Балла три-четыре, наверное. Если бы чуть больше, мы б отсюда не выбрались.
– Честно сказать, я ничего не понял. Знаете ли, одинаково страшно умирать и от взрыва, и под обвалившейся стеной. – Артур поднялся на ноги и смущенно обратился к Максиму: – Помогите натянуть брюки. Я со своими руками не смогу их надеть. – Ташковский скрипнул зубами и опять выругался. – Ох, как мне хочется встретиться с этим ублюдком Нураевым. Уж я бы показал этой скотине!
– Как ваши ноги? – спросил Максим, помогая Ташковскому одеться.
– Да вроде двигаются.
– Придется спускаться вниз. Совсем немного, на первый этаж. Надеюсь, вы сможете. Пошли.
Они выбрались в коридор.
– Здесь есть камера, от которой осталась одна стена, – Максим кивнул в глубину коридора. – Нам туда.
В этот момент прозвучал выстрел. Он громким эхом прокатился по коридору. Пуля ударила в стену над головой Максима. Он стремительно пригнулся и, повернув голову, увидел, как, спотыкаясь, следом за ними бежит Нураев. Мундир его превратился в тряпки, правая рука болталась, как плеть, очевидно, была сломана. Он держал пистолет в левой и оттого не смог хорошо прицелиться: вторая пуля тоже прошла мимо. Максим толкнул Ташковского и крикнул:
– Туда! Бегом!
Тот пробежал несколько метров до болтавшейся двери, рванулся в проем и замер от неожиданности, едва не сорвавшись вниз.
А Максим тем временем медленно отступал в его сторону, не спуская глаз с Нураева. Тыльной стороной ладони, в которой сжимал пистолет, следователь стер кровь с переносицы и, уставившись на Максима безумными глазами, стал в него целиться. Максим нырнул в дверь бывшей камеры. Следом раздался выстрел, и пуля, щелкнув, вошла в дверной косяк.
– Давайте сюда! – завопил Ташковский, и Максим прыгнул на карниз рядом с писателем.
– Если этот придурок сунется сюда, нам придется прыгать, – пробурчал он сердито и посмотрел вниз.
Ксения помахала ему из-за кучи щебенки. В руках она что-то держала. Но из-за пыли, до сих пор висевшей в воздухе, Максим не понял, что именно. Возможно, кусок кирпича, чтобы защищаться... Он посмотрел на писателя и усмехнулся.
– Что ж, ноги можно переломать где угодно, почему бы здесь не попробовать. – Его пальцы нащупали в стене непрочно державшийся кирпич, и тут же он оказался в его руке.
– Вот он! – вскрикнул Ташковский и тоже лихорадочно зашарил перебинтованными руками по стене.
Нураев появился в дверном проеме, явно не замечая провала под ногами. Он сделал шаг вперед, не спуская глаз с Максима, и носки его ботинок оказались вровень с обрывом. Он оскалился от напряжения и поднял пистолет. Рука его дрожала.
Внизу вскрикнула Ксения. И тут Максим бросил камень, угодив Нураеву в висок. Тот покачнулся, успел нажать на спусковой крючок и полетел вниз. Потревоженная пыль осела и накрыла Нураева серым грязным покрывалом.
Ташковский перевел дух. Его била крупная дрожь. Лицо посерело. Но он нашел в себе силы улыбнуться.
– Что за настырный сукин сын! Спасибо, Максим! Вы лихо с ним расправились. – Затем с интересом посмотрел вниз. – Где вы откопали эту женщину? Похоже, наша соотечественница. – Он вгляделся внимательнее. – И, кажется, я ее где-то видел...
