жителей. Так что вашей миссии работенки хватит.
– Миссия – это реквизит, – неожиданно улыбнулся Джузеппе.
– Что значит «реквизит»? – удивился Костин.
– В свое время я свободно бродил по коридорам Уайтхолла,[4] потому что у меня в руках была пачка бумаг, которые я прямо на ходу правил шикарной ручкой с золотым пером. Так же и в миссии. Я спокойно чувствовал себя в белом халате и с фонендоскопом на шее. Вы ведь знаете, чтобы не показаться чужаком, в любом окружении надо вести себя естественно.
Костин улыбнулся:
– Прекрасная идея.
Он подошел к окну. Новый подземный толчок, правда, чуть слабее предыдущих, заставил его судорожно ухватиться за подоконник. Через несколько мгновений они с Джузеппе очутились на первом этаже. И даже не заметили, как это проделали, миновав четыре лестничных пролета на почти запредельной скорости.
Женщин в вестибюле не оказалось, и Костин встревоженно посмотрел на итальянца:
– Я все-таки отправлюсь на разведку. Надо взглянуть, насколько реально пробраться к военному аэродрому. Одному это сделать гораздо безопаснее, чем ринуться в город всей толпой. – Он подошел к дверям и выглянул наружу. – Сейчас на улицах полно гражданских. Думаю, мне удастся пройти незамеченным.
– С вашей светлой кожей и в европейском костюме?
– Нет, я кое-что придумал. – Костин вытащил из кармана тюбик коричневого сапожного крема, а потом подошел к окну и сорвал штору. – Вы правы, реквизит в нашем деле играет немаловажную роль.
Через несколько минут они соорудили нечто, отдаленно напоминавшее халат, в которых ходило местное население. На голову Костин натянул черную трикотажную шапочку, а крем нанес на лицо и шею.
Совсем немного, только чтобы не выделяться более светлой кожей. Затем натер им руки и подмигнул Джузеппе:
– Главное – не переборщить. – Он подошел к большому зеркалу, висевшему рядом с лифтом, и критически оглядел себя. – В суматохе на меня не должны обратить внимание. – Он повернулся к итальянцу. – Фонендоскоп позволял вам выдавать себя за врача. Что позволит мне не казаться чужим на гражданской войне?
– Оружие, – быстро сказал Джузеппе, – точнее, пистолет, который я оставил в баре.
– Хорошо, я пошел, – махнул ему рукой Юрий Иванович. Раздался близкий взрыв, за ним практически одновременно еще несколько. Оконные стекла задребезжали. – Уже становится горячей! – воскликнул он. – Жаль все-таки, что здесь нет подвала, а может, и хорошо. Если все пять этажей обрушатся, вам оттуда вовек не выкарабкаться. Попробуйте спрятаться под лестницей. Они почему-то обрушиваются в последнюю очередь... – И едва заметно усмехнулся. – Если Галина Ивановна закатит истерику, не слишком с ней церемоньтесь. Похоже, эта дама больше понимает хороший кулак, чем добрые слова.
Итальянец кивнул.
Костин подошел к двери и оглянулся:
– Надеюсь, я скоро вернусь. Но если меня не будет к одиннадцати, постарайтесь выбраться самостоятельно и в том направлении, о котором мы говорили.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился в бар. Бутылки с минералкой стояли на прежних местах. Но пистолет исчез. Юрий Иванович поискал его минуты две и, не желая терять времени, опять вернулся в вестибюль. Джузеппе там уже не было. Костин помедлил у стеклянной входной двери, наблюдая за тем, что происходит снаружи, и наконец вышел на улицу. И если кто-то всмотрелся бы в его лицо, то безошибочно бы понял, что Юрий Иванович полон решимости. Но распространялась ли его решимость только на поиски путей отступления из города или на что-то другое, об этом не ведал никто.
Полковник Костин умел скрывать свои мысли. К тому же он привык доверять собственной интуиции, которая его никогда не подводила. И склонен был считать, что не подведет и на этот раз.
Галина Ивановна с трудом разлепила веки и спросила:
– Ктр... час?
– Еще рано, – ответила Анюта, – но нам надо спуститься вниз.
– Я хочу спать, – пробормотала Галина Ивановна. – Заварите мне чаю через час, милочка.
– Вставайте! – не слишком вежливо прикрикнула на нее Анюта. – Через пять минут гостиница может развалиться. И не то что чай, костей не соберем, если вы будете копаться.
Она взяла в руки свою сумочку, достала из нее лосьон и протерла лицо.
– Милочка, ради бога, не кричите на меня, – недовольно произнесла Галина Ивановна, но это заявление, видно, исчерпало ее силы. Она закрыла глаза, и с ее постели донеслось мелодичное посвистывание, а по своему печальному опыту Анюта знала, что вскоре оно перерастет в мощный, почти мужской храп.
– Просыпайтесь! – Анюта энергично потрясла ее за плечо. – Кому я сказала! А то я уйду одна!
Та с трудом приподнялась на локте. Второй рукой принялась тереть лоб.
– У меня раскалывается голова. Наверное, перепад давления. – Галина Ивановна обвела мутным взглядом номер и брезгливо скривила губы. – Это что за гадючник? – И встрепенулась, услышав ракетный залп. – Боже мой! Что происходит? – Потом застонала и принялась хвататься за виски.
– На подступах к Ашкену идут бои, а может, уже и в самом городе, – объяснила Анюта.
Галина Ивановна вскочила с кровати, мгновенно расставшись с остатками сна.
– Мы должны уехать, мы должны уехать немедленно, – затараторила она. В речи опять проступил украинский акцент.
– Если получится, мы уедем на машине Джузеппе, – ответила сухо Анюта. – Юрий Иванович приказал нам спускаться вниз... – Тут она заметила, что Галина Ивановна пытается втиснуть себя в грацию, и в ужасе воскликнула:
– Что вы делаете? Вы не сможете в ней идти, если нам придется выбираться пешком. У вас есть брюки?
Галина Ивановна сердито вздернула нос:
– Вы постоянно меня учите, милочка. Но я считаю, что женщина моего э... э... типа не должна носить брюки.
Анюта едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, и произнесла более строго, чем следовало:
– Ваши принципы оставьте при себе, а сейчас оденьтесь проще и удобнее. Какой-нибудь костюм, что ли. Только чтобы юбка была пошире и подлиннее.
Она сняла с кровати одеяла и сложила их в стопку, подумав, что наверняка им больше не придется ночевать в гостинице, так что одеяла пригодятся, особенно за городом. По прежнему опыту она знала, как холодно в горах ночью, даже в разгар лета.
Галина Ивановна влезла в узкие туфли и проворчала:
– Я ведь говорила, что еще вчера надо было отправляться на базу.
– Но вы понимаете, что это было невозможно? – раздраженно ответила Анюта. Она даже не пыталась скрыть своей неприязни.
Галина Ивановна это поняла и, гневно фыркнув в ответ, направилась к двери, предоставив Анюте тащить одеяла.
Снизу до них донесся какой-то шум, словно кто-то опрокинул стул. Они прислушались. Потом Галина Ивановна прошипела:
– Спуститесь вниз и узнайте, что там происходит.
Анюта бросила одеяла на пол и только хотела сказать этой толстой напыщенной дуре все, что о ней думает, как Галина Ивановна, ойкнув, прижала сумочку к груди и бросилась в номер. Пол под Анютой ощутимо качнуло. Она вскрикнула, схватилась за лестничные перила. Со стен посыпалась штукатурка...
«Опять!» – подумала она с тоской и ужасом. И еще со злостью, потому что ей предстояло сейчас выцарапывать из номера Галину Ивановну. Что она весьма успешно и проделала, не преминув при этом нецензурно выругать упрямую хохлушку, которая после ее отповеди как-то сникла и стала напоминать полуспущенный надувной матрац.
