нее рукав. От подола юбки Галины Ивановны оторвали две полоски, превратив рукав в своеобразный опорок, который хохлушка с усилием натянула на свою отекшую ногу.
– Ну, как? – деловито спросил Джузеппе. – По-моему, неплохо получилось? До озера доберетесь, а там что-нибудь придумаем.
Галина Ивановна пробурчала нечто маловразумительное. Она отошла в сторону, огляделась и скрылась за камнями.
– Осторожнее! – крикнула ей Анюта, но хохлушка даже не повернула головы в ее сторону. Эту женщину ничем нельзя было пронять, заботу о себе она принимала как должное, нисколько не думая о том, что Джузеппе из-за нее остался с голой рукой.
Анюта выразительно посмотрела на итальянца и пожала плечами. Тот махнул рукой и скорчил забавную гримасу. Девушка не выдержала и рассмеялась. Этот смех прозвучал так неожиданно и чужеродно, что даже эхо испугалось и увязло в клубах тумана, который поднимался из расселины. Из-за камней появилась Галина Ивановна. Она не шла, а, казалось, плыла по облакам, и лицо ее было значительно и серьезно. Анюта отметила для себя, что физиономия у хохлушки стала чище, а волосы не торчат в разные стороны. В отличие от нее Галина Ивановна не забыла об утреннем туалете. Но девушку гораздо больше волновали другие проблемы, чем собственная внешность.
Она посмотрела вниз.
– Интересно, что там, у озера? Надо бы узнать, что к чему, прежде чем совать нос на турбазу.
– Если мы сумеем вскарабкаться на те скалы, оттуда можно разглядеть Темирхоль, – сказал Джузеппе.
Но выбраться из расселины оказалось гораздо труднее, чем спуститься. Почва превратилась в жирную и скользкую грязь, напичканную острыми обломками камней. С огромным трудом, оступаясь, скользя и падая, они карабкались вверх, цепляясь за корни деревьев и колючие ветки кустарника. Вскоре их ноги покрылись новыми синяками, а руки – порезами и ссадинами.
Они миновали чадивший слабым дымком почерневший ствол дерева без вершины, которая валялась рядом.
– Молния, – кивнул в его сторону Джузеппе. – Хорошо, что мы спустились вниз. Здесь раздолье для молний.
Он протянул руку и показал на триангуляционный пункт, чья пирамида возвышалась чуть левее и выше их. Его металлическое навершие скособочилось и сплавилось.
Наконец они выбрались наверх. Озеро внизу закрывала плотная облачная пелена.
– А вдруг там солдаты? – обеспокоенно спросила Анюта. – Или дезертиры? Там же очень удобно скрываться? Домики наверняка не пострадали?
– Кто его знает, – неопределенно ответил Джузеппе. – Плохо, что у нас нет оружия, и главное – негде его достать. У Кузьмича, думаю, кое-что имеется, но вряд ли он захочет поделиться. В такое смутное время каждый ствол и патрон на учете.
– Но что здесь держит Кузьмича? Разве у него нет семьи?
– Семья его погибла на Кавказе. Лет десять или чуть больше назад. Жена была учительницей русского языка в местной школе. Ваххабиты вырезали семью в одночасье. Он был в командировке, вернулся на пепелище. С тех пор не расстается с оружием.
– Господи, – Анюта зябко поежилась, – горе-то какое. Кажется, я его понимаю. Видно, он теперь выпивает?
– Выпивает, и крепко, но головы не теряет.
Джузеппе знал и о других пристрастиях сторожа турбазы. Кузьмич отслужил более четверти века в десантных войсках прапорщиком, был хитрым и ловким малым. И в свои пятьдесят с хвостиком мог дать сто очков вперед тридцатилетнему городскому оболтусу. Он очень быстро оценил плюсы своего отшельничества. Зимой турбаза не функционировала, но с советских еще времен была перевалочным пунктом для контрабандистов. Вблизи проходила конная тропа, по которой из Афганистана в Киргизию и другие среднеазиатские республики раньше везли заморский ширпотреб, а в последние годы наловчились переправлять анашу, гашиш и чуть позднее героин.
В зимнее время Кузьмич торил дорогу на снегоходе, но имел свой солидный барыш и от летних перевозок наркотиков, которые чуть ли не в открытую переправляли в непромокаемых мешках на катерах и лошадях турбазы и сгружали в неприметных, заросших тростником бухточках и заливах северного, принадлежащего Киргизии берега озера. На турбазе догадывались о побочном промысле сторожа, но в занятия его не встревали, опасаясь, что это может сказаться на безопасности туристов и сохранности их имущества. Гости бывшего десантника, которые то и дело появлялись в его домике, вид имели неприветливый и старались лишний раз на глаза не попадаться. Обслуга и инструкторы базы обходили их стороной.
Джузеппе догадывался, что директор турбазы и его заместитель тоже замешаны в темных делишках сторожа, а возможно, были главными вдохновителями и организаторами перевозки наркотиков. И как доказательство таких предположений – имели несколько квартир на каждого, богатые особняки в престижных окрестностях Ашкена, пять или шесть, одна другой краше, молоденьких наложниц, наличие которых ни тот, ни другой не скрывали, как и тот факт, что их сыновья учатся в престижных университетах Европы. И все это на более чем скромную зарплату...
Джузеппе трижды бывал на озере. Кузьмич катал его на катере, показывал форелевые речки, вместе они охотились на горную индейку – улара – и на фазанов... Привыкший жить одиноким волком, старый десантник вдруг проникся доверием к живому, черноглазому «итальяшке» и по пьяному делу рассказал ему такое, чего не позволил бы себе в трезвом виде даже при угрозе скормить его собакам. Правда, Кузьмич так и не узнал, кем был на самом деле итальянский доктор, который вылечил его от ломоты в спине, равно как и о том, что благодаря этим доверительным беседам был захвачен большой груз героина – его пытались провезти в Италию албанские беженцы, а в конечном итоге был перекрыт еще один весьма полноводный канал, по которому афганские наркотики проникали на Апеннинский полуостров.
А агент Хирург в благодарность за вовремя добытую информацию получил от своего итальянского начальства существенную прибавку к пенсии. И теперь это позволяло ему обзавестись женой, детьми и жить припеваючи в любом уголке земного шара...
– Боже мой, Джузеппе, – прервала его мысли Анюта, – смотрите, что творится с озером!
Занятый приятными воспоминаниями, он не заметил, как над водной гладью расступились облака, но не ушли, а повисли над ней, цепляясь рваными лохматыми краями за вершины высоких свинцовых волн, длинные валы которых перекатывались по озеру и разбивались о скалы, оставляя на них мусор и полоску грязной желтоватой пены.
– Это последствия ливня. – Джузеппе приложил ладонь козырьком к глазам, вглядываясь в берег. Турбазы не было видно. Обзор закрывал скалистый утес, за которым располагались ее домики и хозяйственные постройки. – Вода поднялась метра на три или даже четыре. – Он отвел взгляд от Темирхоля и посмотрел на Анюту. – На озере сильный шторм. Вряд ли Кузьмич согласится выйти на катере в такую погоду.
– А турбазу не затопило? – спросила обеспокоенно Анюта.
– Не думаю. Она строилась с учетом паводков и прочих экстремальных ситуаций, – покачал головой Джузеппе. – Жаль, что сейчас плохая погода. Когда светит солнце, отсюда открывается чудесный вид: темно-голубая вода, а в ней отражаются снежные вершины. Вон там, вдоль берега, полосой тянутся заросли синих тянь-шанских елей. А травы какие! По пояс и выше! А запахи... Голова кругом идет!
– Честно сказать, я бы не отказалась пожить здесь недельку – было б где отмыться от пота и грязи да нормально выспаться. – Анюта радостно улыбнулась. Белые зубы блеснули на чумазом лице. – И чтобы никаких ракетных залпов, дезертиров и... – она оглянулась на Галину Ивановну и быстро, почти одними губами, прошептала: – ...вздорных хохлушек.
– Что вы там шепчетесь? – произнесла сварливо Галина Ивановна. – Опять что-то замышляете?
В этот момент первый солнечный луч пробился сквозь облака, и все вокруг заиграло, запело, засверкало, воздух наполнился терпкими ароматами альпийского разнотравья, густым запахом смолы и горьковато-медовым – цветов, которые повсюду распустили свои желтые и голубые венчики.
– Ничего мы не замышляем, – ответила Анюта. – Подождем немного, пока просохнут скалы, а потом
