начеку!»
– Когда ты видел Фонсеку в последний раз?
– Почему вы меня допрашиваете?
– Отвечай, сволочь! – Партизаны обступили его со всех сторон с перекошенными от холодной ярости лицами. – Когда ты в последний раз видел команданте Фонсеку? – Давид понял, что
«Они тебя подозревают, сохраняй бдительность!»
– В понедельник.
– Врешь, ублюдок! Я сам из отряда Фонсеки и знаю что он уже целый месяц находится в Никарагуа! – Элвер задрал ногу, уперся Давиду ботинком в грудь и припечатал спиной к стене. – Ах ты подонок, мать твою, своим решил прикинуться, а ну-ка выкладывай начистоту, тебя подослал Маскареньо, ведь так?
«Опять нас ожидают страдания, – пожаловалась карма. – А эти, как я вижу, церемониться не станут!»
– Говори, кто тебя послал! – добавил Чуко.
– Да, кто тебя послал? – подхватил Роллинг.
– Его мог послать только Маскареньо, больше некому, пес цепной, но тебе придется доложить этому сукиному сыну, что с нами у него ни черта не получилось и не получится! – И Чуко ударил Давида ногой.
– Колись или молись, каброн, сволочь! – взъярился Лоса, который считался самым суровым из всех заключенных в тюрьме.
– Защищайся, становись в стойку!
– Можешь передать Маскареньо, пусть лучше шпионит за своей женой!
– Чато умер! – взмолился Давид.
– Какой Чато?
– Фонсека!
– Мать твою!
– Фонсека сейчас у сандинистов, а ты, сволочь, пришел, чтобы шпионить за нами!
– Фонсека был моим двоюродным братом, его тело сбросили в море возле Альтаты, а рыбаки выловили.
– Засунь свои небылицы себе в задницу, козел, тебя научили, что говорить, но нас не проведешь!
– Я не вру, его сбросили с вертолета!
– Ты хочешь сказать, Фонсека из рыбацкой семьи? – спросил Чуко.
– Нет, его отец предприниматель!
– В каком районе Кульякана их дом?
– В Коль-Поп!
– В Коль-Поп? Да я сам из Коль-Поп, но никогда его там не встречал! Ты шпион, а у нас со шпионами, знаешь, что делают?
– Я же говорил вам, он инопланетянин!
Лоса одним рывком поставил Давида на ноги.
– Получи, зараза! – Чуко ударил Давида в подбородок, и тот без чувств свалился на пол. Они еще долго пинали ногами его неподвижное тело, пока не выдохлись.
– Роллинг, ты тут не зевай, парень, в твоей камере шпион! Бакасегуа поможет тебе присматривать за ним, только не приставай к нему!
– Ладно, ладно, Элвер! – И Лоса с Чуко покинули камеру.
18
Вернувшись в Альтату, Чоло первым делом позвонил Марии Фернанде. Договорились встретиться вечером.
– Не хочу докучать тебе нашими проблемами, но мы все очень беспокоимся за Давида, его причислили к партизанам, а он и мухи не обидит.
– Это правда, что о нем написали в газете?
– Во всех газетах! А фотографию поместили такую ужасную, хуже быть не может!
– А у тебя как дела?
– Большеньки-меньшеньки.
– Скажи своему отцу, что Санди я беру на себя; мой шеф сможет его вытащить.
– Ох, Чоло, где ты работаешь, чем занимаешься?
– Заеду к тебе в восемь.
– Заупокойная месса начнется в семь – на случай, если захочешь прийти.
Часом позже Сантос рассказал о своем деле адвокату Угарте, и тот терпеливо выслушал его. Они сидели в кабинете юриста в здании Биржи; на лице советника дона Серхио время от времени появлялась холодная улыбка.
– Мохардин, ты должен понять две вещи. Во-первых, ты совершил серьезную ошибку, пустив жить в свой дом чужих людей. Вилла понравилась команданте, который руководил операцией по захвату, и теперь ее хотят конфисковать – мне только что звонили из генштаба.
– Что? Этот каброн весь ум растерял, если надеется жить в моем доме!
– Нам лишняя проблема совершенно не нужна, тебе пытались растолковать, что бизнес сугубо семейный!
– Если полицейские войдут в мой дом, я его взорву! Почему нельзя урегулировать эту проблему другим способом? Займитесь этим – надо ведь только заплатить, все трудности с правительством решаются с помощью денег! Но главное, я хочу, чтобы вы помогли мне уладить дело моего друга.
Угарте, одетый в легкий льняной костюм, состроил недовольную мину.
– У меня есть четко очерченный круг обязанностей, и тебя это тоже не касается – никто в нашем бизнесе не должен вмешиваться в посторонние проблемы!
– Послушайте, адвокат, с вашей помощью или без нее я вытащу его оттуда. Наш разговор сейчас происходит лишь потому, что мне велено консультироваться с вами по любым вопросам.
– Почему тебя так волнует судьба какого-то бунтаря?
– Поймите, адвокат, он мой человек, этот парень сорок часов находился в море, чтобы гринго в Лас- Вегасе могли без лишних волнений проигрывать свои деньги и даже получать при этом удовольствие; и я обещал его родственникам помочь ему. Кроме того, никакой он не партизан, и я уверен, что его обвинили без всяких на то оснований.
– Послушай, Сантос, ни дон Серихо, ни Грасьела не хотят терять виллу, но они оба считают, что надо уступить полицейским, если другого выбора нет; не в наших интересах портить хорошие отношения с силовыми ведомствами.
– А как же мой друг?
– Я не могу им заниматься, мне не позволяют моя репутация, связи и положение в картеле, но если ты твердо решил взяться за это дело, тебе может помочь только Доротео Аранго.
– При всем моем уважении к вам, адвокат, не надо вешать мне лапшу на уши!
– Я говорю совершенно серьезно! Доротео П. Аранго молодой, талантливый адвокат, практиковался у меня в конторе, из тех, кого называют толстокожими, с одинаковым успехом выступает против правительства и больших компаний. Он даже выиграл дела по защите прав работников таких гигантов, как «Кока-кола» и «Фундидора-де-Монтеррей»!
– Ну и что?
– Это означает, что у него есть все необходимые связи и умение, и он, возможно, единственный, кому под силу спасти твоего парня! Вот адрес, по которому ты его найдешь!
Мохардин поехал в колонию Эхидаль на прием к молодому юристу и через двадцать минут припарковался напротив жилого дома на четвертой улице. Его встретил мужчина могучего телосложения, с пышными усами, как у Сапаты, дружелюбным и в то же время недоверчивым взглядом и культей на месте левой руки. В его кабинете не было ничего лишнего, включая секретаря.
– У вас есть хоть какие-то сомнения в невиновности вашего друга?
– Ни малейших!
Доротео П. Аранго задумчиво погладил усы.
