– Вы уверены? Каждый считает себя невинной овечкой, однако в большинстве случаев оборачивается страшным серым волком.
– А почему вы сомневаетесь?
– Послушайте, дружище: одолеть правительство очень трудно, особенно в таких делах, поскольку этому препятствует все законодательство – не существует законов, защищающих бунтовщиков или позволяющих добиться отсрочки рассмотрения дела в суде. Сами видите, какая борьба идет, чтобы вырвать из застенков заключенных 1968 года.
– Но ведь говорят, что у них как раз все налаживается?
– В том-то и штука, что эта проблема решается не законным путем, а с помощью политических усилий. Поэтому повторяю свой вопрос: у вас есть сомнения в невиновности вашего друга?
– Послушайте, если бы этот кактус совершил то, в чем его обвиняют, разве стал бы я вмешиваться? Просто я знаю, что никакой он не партизан, а обыкновенный бедолага и не занимался ничем, кроме рыбной ловли. На днях собирался жениться.
– Однако в газете пишут совсем другое. – Адвокат развернул «Эль-Нороэсте» на странице с фотографией Давида.
– Это чистое недоразумение, настоящим партизаном был двоюродный брат Давида, Грегорио Палафокс, но его убили совсем в другом месте, а тело сбросили в море. Санди никогда не интересовался делами брата, из него, как водится, сделали мальчика для битья.
– А сообщники?
– Это полицейская уловка. Чато если и проявлял осторожность, то как раз в том, чтобы не приводить к себе в дом своих товарищей – боялся, что кто-нибудь донесет.
– У вас есть друзья среди журналистов?
– Нет, но у меня есть деньги, а я слышал, что среди журналистов найдется пара-тройка таких, кто деньги очень любит, это вопрос технический.
– А знакомые в судебной коллегии?
– Я же говорю вам, у меня есть деньги, это вы должны иметь там знакомых!
Адвокат улыбнулся:
– Позвольте задать вам нескромный вопрос – кем вы работаете?
– Я скотовод, владелец ранчо по дороге на Эль-Дорадо.
– А еще кем?
– На что вы намекаете?
– Простите за навязчивость, но я должен знать, кто мне платит, – тогда я в силах предугадать возможные негативные последствия для себя от сотрудничества с клиентом.
– Хотите знать, откуда у меня бабки?
– Можно и так сказать.
– И вы не верите, что я их заработал, выращивая крупный рогатый скот и скаковых лошадей?
– Я должен знать!
– Ладно, я еще работаю на Серхио Карвахаля Кинтеро, слышали о таком?
– Кто же о нем не слышал!
– А вас мне рекомендовал Угарте.
– Вот как, значит, этот ваш друг работает на Угарте?
– Нет, говорю же вам, он рыбак.
– Я вынужден просить вас не обманывать меня, это в ваших же интересах: если понадобится лгать на суде то мне легче сделать это, зная всю правду.
– Значит, вы принимаете мое предложение?
– Да, принимаю.
– Ну, так вот, Санди не партизан и не наркоторговец; правда, один раз он перевез груз по моей просьбе, и хотя я заплатил ему выше крыши, работа ему не понравилась у него на уме совсем другое, водится за ним пара грешков но они к этому делу не имеют никакого отношения за них могут наказать лишь священники, и никто другой Санди только и мечтает о том, чтобы повторилась та ночь, когда он переспал с Дженис Джоплин.
– Ха-ха!
– Не верите? Он действительно единственный мексиканец, который трахнул Белую Ведьму.
– В таком случае ваш друг заслуживает свободы, и если кто-то вытащит его из тюрьмы, то это буду я!
– Примерно то же самое сказал мне Угарте.
– Сегодня воскресенье, и я намерен съездить в гости к родителям, но завтра же отправлюсь в Агуаруто разузнать, как глубоко утопили вашего друга.
– Отлично, вот вам на телефонные расходы! – Чоло улыбнулся. – Я потому и обратился к вам, чтобы вы нашли для него способ выйти сухим из воды!
Сантос подъехал к дому Палафоксов уже после того, как те вернулись с заупокойной мессы. Прямо с порога он рассказал Марии Фернанде о своей встрече с юристом.
– Здоровенный мужик, только левой руки нет.
Нена, вопреки запрету отца, поделилась с ним некоторыми подробностями прощания с покойным братом в Наволато, когда в итоге им пришлось вынести его тело на улицу и положить под огромным деревом манго, и ей пришлось незаметно отмахиваться от мух, пока наконец не поехали в церковь. А поскольку туалет в похоронном бюро представлял собой настоящий гадючник, им пришлось ездить справлять естественные надобности домой к своим друзьям Маркосу и Хавьеру Ранхель.
– Как себя чувствуешь?
– Большеньки-меньшеньки. Послушай, Чоло, откуда это все у тебя? Чем ты занимаешься?
– Так, работаю на одном ранчо. Сейчас некогда об этом, расскажу как-нибудь.
Глаза Нены широко раскрылись, ей все стало ясно. Чоло был не единственный из ее знакомых, кто зарабатывал на наркотиках; послухам, несколько соседей Палафоксов тоже занимались перевозкой марихуаны, но впервые она узнала с полной достоверностью, что к этому причастен близкий ей человек.
– Так-так, теперь понятно!
– Не пугайся, я только недавно начал!
– И я только недавно начала догадываться! Скажи, а тебе необходимо надевать на себя столько побрякушек?
– Так принято.
– И все-таки, не слишком ли много? А ну-ка, посмотрим: у тебя две толстые цепочки, одна с изображением Вирхен де Гуадалупе и – кто это, святой Худас Тадео?
– Да, он.
– Дальше – браслет, золотые часы, кольцо с бриллиантами и твоими инициалами… и все они довольно грубо сделаны и слишком большие.
– Наверно, потому, что у нас есть чем заплатить за них; а кроме того, они отличают нас от остальной толпы.
– А зачем тебе этот образок Мальверде?
– Говорю же, так принято!
– Послушай, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Да что угодно!
– Папе не нравится, что ты нам помогаешь, и он осуждает тебя за твой бизнес, как ты его сам называешь.
– Ничего, потерпит! Я обещал Чато позаботиться о вас, и никто не сможет помешать мне делать это.
– Я знаю и думаю, что ты нам очень нужен, и не только потому, что ты был большим другом моего брата и остаешься им для Санди, но мы также просто не умеем сами за себя постоять! Например, пошли сегодня в полицию узнать насчет Санди, и ничего не смогли сделать, никто не захотел с нами разговаривать, просто ужасно, когда тебя ни во что не ставят!
