воспоминания. На площадке несколько заключенных азартно играли в бейсбол. Давид не спеша приближался; гвалт, поднятый игроками и зрителями, становился все громче. Позади них тянулась ограда из колючей проволоки, а за нею шестиметровая стена. Возле площадки с лотка продавали напитки и закуски, вокруг него толпились зрители, стараясь прятаться от палящего солнца в тени навеса из листа картона. Давид продолжал подходить очень медленно, следя за ходом игры и вспоминая свои ощущения, когда сам выступал за бейсбольную команду.
«И как это может нравиться?» – «Они просто развлекаются». – «Но в чем тут удовольствие?» – «Так им легче переносить лишение свободы». – «Они даже дерутся!» – «Их переполняют эмоции». – «А мне даже хотели платить за мою игру». – «Я помню; игра во все времена являлась хорошим источником дохода». – «Дженис… какие нежные руки у этой женщины!» – «У Ребеки тоже нежные». – «Только у Ребеки от рук чаще пахнет рыбой, чем косметическим кремом». – «Зато от нее исходит и другой запах, и каков, ты помнишь, а?» – «Дженис совсем иное дело». – «Ну конечно, страшная, наркоманка, с лягушачьими лапками». – «Зачем ты говоришь гадости?» – «Я говорю правду и не понимаю, как ты можешь думать о Дженис, когда у тебя есть Ребека!»
В нескольких метрах от лотка Давид внезапно остановился, будто в стену уперся: среди зрителей он увидел человека, которого меньше всего ожидал встретить здесь, – Сидронио Кастро, брата убитого им Рохелио Кастро!
«Ты посмотри только, а мы-то волнуемся, никак не можем в Чакалу попасть!» Сидронио снял шляпу и обмахивался ею, как веером, поэтому Давид сразу узнал его. «Недаром говорят, удача дороже денег», – приговаривала бессмертная часть. Кастро тоже посмотрел на Давида, но не узнал его с лицом, опухшим от побоев и обросшим бородой, – просто еще один доходяга стоял, пошатываясь от слабости. «Мы сегодня встали с той ноги, – заметила карма. – Необходимо застать его врасплох!»
Тут общее внимание привлек эффектно отбитый мяч, и Давид воспользовался этим, чтобы незаметно ускользнуть обратно в свой барак. У входа в здание он нос к носу столкнулся с Рапидо, направляющимся на его поиски.
– Послушайте, больше так не делайте, предупреждайте меня всякий раз, когда хотите куда-то пойти; стоило мне расслабиться на десять минут, и вас уже нет рядом! – Они вернулись в камеру.
– Я видел, что вы уснули, и не хотел будить.
– Вообще-то я не сплю на работе, но очень уж удивительная вещь приключилась, вы не поверите: стоило мне задремать, как во сне явилась женщина… – «Еще один сумасшедший!» – Мне даже просыпаться не хотелось, потому что эта женщина была первой, с которой я, ну, вы понимаете!
– И она вам приснилась?
– Да, и будто она меня целует!
– Мне тоже иногда снится моя женщина.
– Мы лежали в манговом саду, она смеялась и целовала меня, а спелые манго падали нам прямо на голову. Мои волосы пропитались мякотью, и она стала обсасывать их и облизывать мне лицо, и тут я проснулся.
– А вы когда-нибудь обнюхивали ее, как это делают собаки?
– Зачем же, нет, конечно, для того чтобы подбираться к тому местечку, Бог наградил меня вот этим! – Он показал себе на низ живота. – Вы курите?
Оба закурили.
– И часто у вас бывают такие видения? – Давид прилег на кровать.
– Бывают иногда, но на работе впервые.
– Вы, наверное, уже всех заключенных здесь знаете по своим прежним посещениям?
– Есть знакомые, те, что отсиживают большой срок; им присудили по столько, что тюрьма уж стала домом родным. Извиняюсь за нескромный вопрос: почему вас так круто избили? Видать, при аресте полицейские совсем озверели!
– Меня тут били все, кому не лень.
– А педикюр вам тоже здесь делали?
– Чего?
– Ноготь, говорю, здешние вырвали?
– А-а, да.
– И чего им от вас надо было? Даже с худшим из убийц так не обращаются, на моей памяти вы первый из наших кого отделали по-крупному. Я бы посоветовал вам сейчас кушать побольше, восстанавливать силы, хорошо бы принимать за один присест тарелочку фасоли майокобы, добрый кусок жареного мяса, стручок горького перца, тортильяс, и тогда вы сразу поправитесь, обязательно, мамой клянусь! Послушайте, я вижу, вам до сих пор на нары залетать не доводилось? Так тем более надо силы копить! Здесь, брат, только успевай поворачиваться: у лысого последние волосы вырвут, а паралитика заставят по проволоке ходить, никогда не знаешь, откуда на тебя кирпич упадет. Я лично, когда прихожу сюда работать, сразу чувствую, что отовсюду меня подстерегают каброны и затеваются неприятности, а потому всегда наготове… – Он отвернул край своей рубашки навыпуск, и Давид увидел торчащую из-под ремня рукоятку пистолета.
«Сразу видно, этот парень не промах! – заметила карма. Пока Андрес рассуждал, Давид думал о Сидронио и убийстве отца. – Когда ты исполнишь дело чести, – подбадривал его внутренний голос, – твоя мать будет гордиться тобой!» Давид даже взопрел при мысли о предстоящей схватке; неторопливо вращающийся вентилятор почти не разгонял душный воздух в камере. «Ох, и трахался же где-то тут один пьяный вчера вечером!» – мысленно сказал он карме. «Постой-ка, ты не должен разговаривать со мной в таком тоне! Сосредоточься на возмездии – если твой враг находится здесь, то это не случайно, тебе не кажется? Очевидно, само провидение свело вас в этой тюрьме». Карма права, все будто нарочно совпало. Зачем Сидронио болтался у спортплощадки? Собирался убить кого-нибудь? У братьев Кастро черные сердца, им ничего не стоит нарушить договор, поэтому Давиду, вопреки советам кармы поторопиться, следовало тщательно спланировать отмщение. Тогда на ранчо Чоло пытался отговорить его: «Мне кажется, вы уже квиты, тебе больше не надо убивать Сидронио». Но Давид не мог согласиться с ним: отец дороже брата, отец – это центральная опора всей семьи. Сидронио должен умереть! «Я так хочу, хоть сделать это будет непросто». – «Но у нас получится, вот увидишь! Рапидо прав, тебе надо лучше питаться, отдыхать и набираться сил, именно поэтому для тебя здесь поставили холодильник, полный еды, перевели в удобную отдельную камеру и приставили телохранителя». Карма права, надо привести себя в порядок, избавиться от этой дрожи в руках и постоянных болей в спине. Давид плотно перекусил и завалился на кровать. Рапидо решил, что он уснул, и вышел из камеры. Давид открыл глаза и тихонько заплакал очищающими душу слезами. Ему вовсе не нравилось то, что предстояло сделать, но долг надо выполнять. «Можешь ты наконец выключить эту ужасную музыку?» – потребовала карма. Дженис Джоплин пела «One Night Stand».
Через восемь дней после перевода в отделение для уголовников Давиду разрешили свидания. Это было в воскресенье, а в пятницу Доротео П. Аранго предупредил его и Рапидо, что их навестит Чоло. Новость очень обрадовала Давида, который к тому времени уже ел с отменным аппетитом. Приятно осознавать, что ты не один, что у тебя есть близкие люди. Может быть, Чоло приедет со своей матерью и сестрами? Или с Ребекой? Впервые ему захотелось снова увидеть, как она танцует, а еще расчесать ее длинные вьющиеся волосы и услышать знакомое: «Ну что, мой песик?» Ведь они все-таки не закончили свой последний танец!
Большинство заключенных поджидали своих родственников неподалеку от лотка с напитками, у самой крайней проходной для посетителей. Хотя Давиду не терпелось поскорее увидеть близких людей, Рапидо не разрешил ему выходить им навстречу и велел оставаться в бараке.
– Это небезопасно, шеф, да и не дело показываться вам в толпе подонков.
Заключенные и их гости суетливо и шумно рассаживались за бетонные столы, раскладывали на них угощение, женщины и дети обнимали своих мужей и отцов. Наиболее нетерпеливые пары после самозабвенных поцелуев сразу ускользали в бараки. Давид уже разработал в уме почти идеальный план: он будто невзначай, как советовала ему карма, подойдет к Сидронио, пустит в ход пистолет Рапидо, и – адьос, сеньорес! – в Калифорнию, гулять по бульвару Сансет! Давид мечтал снова отыскать тот дом, из которого выйдет Дженис и скажет: «Are you Kris Kristofferson?» Ему хотелось, чтобы это произошло как можно скорее, и тогда он навсегда забудет про Альтату.
