квадратные, и точка!»
Давид потихоньку поправлялся, это становилось заметно и по лицу, и, по его общему самочувствию. Он не забывал пить микстуру «Гемостиль» и хорошо питаться – для этого ему было достаточно не отставать от Рапидо, который нахваливал все, что запихивал себе в рот, будь то тюремная еда, от которой он никогда не отказывался, или вкуснятина, приготовленная тетей Марией. Давид не встречался с Сидронио с того памятного воскресенья, когда состоялось свидание с Палафоксами. Однажды к нему хотел подойти Смурый, но Рапидо загородил от него Давида своей широкой грудью.
– Стой, стой, ты куда это? Для тебя это слишком большая честь, Смурый, ты не хуже меня знаешь, чего можно ждать от людишек, которые мотают срок за убийство – вроде тебя, верно? – Смурый, у которого все трубы горели от нестерпимого желания уколоться, понял, что ему не взять эту крепость наскоком. А Рапидо с той поры удвоил свою бдительность; он знал, что девяносто девять процентов заключенных выполнят за пару песо любой заказ, включая убийство, и ему вовсе не хотелось полагаться на волю случая.
Сидронио видел, что одержать верх над Рапидо ему не удастся – недаром того считали лучшим пистолеро от Гвадалахары до Тихуаны, поэтому он придумал ловкий ход, в котором главную роль предстояло сыграть его жене.
– Иди поздоровайся с дураком! – приказал он ей в среду утром. Карлота Амалия недоуменно посмотрела на него; новость о присутствии Давида внушила ей тревогу, а теперь вот еще мужу взбрела блажь посылать ее к нему в гости.
– Я не думаю, что мне следует делать это, – воспротивилась она.
– Делай так, как я тебе велю! – Сидронио влепил жене пощечину, от которой взметнулись ее крашеные рыжие волосы. – Пойдешь и поприветствуешь его!
Карлота Амалия продолжала настаивать:
– Пожалуйста, не надо!
В ответ Сидронио ударил ее кулаком в зубы.
– Может, ты все еще неравнодушна к этому каброну? – Карлота Амалия хотела подняться с пола, но Сидронио пнул ее ботинком. – Хочешь потанцевать с ним, как в тот раз, когда он убил моего брата? – Сидронио стал бить жену ногами. – Ах ты, сучья плоть, запомни, ты тоже виновата в том, что дурак убил Рохелио, погоди, и до тебя дойдет очередь, чертова потаскуха! – Карлота не шевелилась и не просила пощады, она уже привыкла к побоям мужа и покорно терпела их – после той ночи, когда умер Рохелио, она относилась со смирением к любым несчастьям. Сидронио вошел в раж – если что-то и выводило его из себя, так это обреченное молчание жены, – в нем проснулось звериное желание; он набросился на нее и принялся срывать одежду. – Делай, как велено, – исступленно хрипел он. – Из-за тебя погиб брат, с-сучка поганая… – Сначала блузка, потом юбка затрещали и расползлись до пояса под его руками; терзая ее груди, он приник ртом к соскам и тут же с силой вошел в нее.
Жены заключенных из соседних камер отчаянно уговаривали мужей сделать что-нибудь: «Остановите его!» – но те отвечали угрюмо:
– Это их дело, – предпочитая оставаться в стороне.
Давид слушал по радио новости с национального первенства США по бейсболу. Там чествовали Санди Коуфакса, питчера-левшу, который в шестьдесят шестом году принес своей команде двадцать семь побед. Когда до ужина оставалось совсем недолго, в камеру вошла Карлота Амалия, одетая в синее, с толстым слоем косметики на лине и заметно распухшей верхней губой; в руках она несла кастрюльку с крышкой. Рапидо смущенно кашлянул, поднялся и знаком показал Давиду, что постережет снаружи, мол, не беспокойтесь, шеф. Тот в полном недоумении выключил радио. Если от Ребеки исходил сногсшибательный запах женской плоти, то Карлота Амалия источала мягкие ароматы вечерней сьерры, воздуха, такого густого, что ветерок ощущается кожей, будто живой; влажной земли, дубов, полуденного соснового настоя. Давид посмотрел на нее, и ему вспомнилась та ночь, когда он танцевал с ней, укутанный ее теплыми волосами, и хотел видеть ее обнаженное тело, и как годами мечтал лежать рядом с ней в постели и любоваться Млечным Путем и утренней зарей. Но мечты эти уже несбыточны: она стала женой Сидронио Кастро, человека, которого ему предстояло убить.
Рапидо стоял за дверью, готовый вмешаться в случае необходимости; сначала он хотел обыскать гостью, но не решился – что подумает Сидронио?
– Привет, Давид. – По женской щеке медленно скатилась слеза. Карлота Амалия сказала, что никак не ожидала встретить его здесь, такого истощенного и истерзанного. Давид понял, что ему гораздо проще думать о ней, чем общаться наяву, и стал вспоминать, как дома подглядывал за Карлотой Амалией через забор, когда она развешивала на веревке выстиранное белье: «Как слиток с формой – я и мой Хуан!»
«А она совсем даже ничего, – заметил внутренний голос. – Немного замученная, но такая же красивая!»
– Как поживает твоя мама?
– Она переехала в Дуранго.
– При встрече передай ей привет от меня!
Их родители крепко дружили и всегда выручали друг друга, одалживая лишнюю лопату, чашку сахара или спирта.
– Ты женат? – Давид отрицательно покачал головой: приход Карлоты Амалии был ему приятен – в конце концов, разве не они собирались завести восемь детей и не из-за нее жизнь его приняла столь непредвиденный поворот. Карлота Амалия рассказала, что вышла замуж за Сидронио, что у нее все хорошо, что время от времени муж велит ей оставаться с ним на несколько дней; помолчав, она дотронулась до больной губы и добавила: – Я часто вспоминаю тебя.
Давид решил, что она просто кокетничает. Знает ли Сидронио, что его жена пошла в гости к другому? Учитывая его ревнивую натуру, это посещение может иметь для нее неприятные последствия.
«Только не прогоняй ее, – посоветовала Давиду его бессмертная часть. – Вот ее ноги, прикрытые цветастой юбкой, ее груди под тонкой блузкой, ее огромные зеленые глаза и такой знакомый рисунок платка, накинутого на плечи!»
Давид предпочел сменить тему:
– А как Дуке?
– По-прежнему в Чакале, стал управляющим винного завода, женился; скоро у меня появится маленький племянничек.
– Он что, мескаль производит?
– Ну да.
– А Насарио?
– Разве ты не слышал – его убили в Масатлане!
– Нет, не слышал…
– А это кто? – кивнула Карлота на плакат.
– Дженис Джоплин, я женюсь на ней. – Давид покраснел.
– Красивая. Она актриса?
– Певица.
Карлота показала на кастрюльку.
– Я принесла тебе мясное рагу с белым перцем; мне бы очень хотелось потушить для тебя кроличье мясо, но его здесь не нашлось.
Давид поблагодарил.
– Дуке все еще ходит на охоту?
– Думаю, да. – Она взяла его ладонь и сжала обеими руками. Давид вспомнил, как Карлота мылась в реке и терла этими руками свои груди, покрытые мыльной пеной.
– А где твоя красная куртка?
– Подарила сестренке.
«Какие у нее руки!» – восхитилась карма.
– Где ты работаешь?
– Рыбачу.
– Вот почему ты такой загорелый! У тебя же еще и бизнес есть.
– Какой бизнес?
