25
Сидронио знал, что Давида отпускают на свободу.
– Похоже, Рожей-не-вышел-жопой-не-прошел скоро уходит, – шепнул ему охранник.
– Кто, дебил?
– Он самый, партизан сраный!
– Если этот дурак партизан, то я – Дева Мария! Когда?
– Начальство говорит, завтра.
«Завтра так завтра, только его не выпустят, а вынесут отсюда вперед ногами», – подумал Сидронио.
Он наведался в камеру Смурого, но тот беззаботно витал где-то очень далеко под воздействием дозы героина.
– В полном отрубе, – пояснили его сокамерники.
Чертов Смурый; Сидронио пожалел, что дал ему денег вперед.
– Сейчас я его разбужу. – Но сколько ни тряс безвольное тело, ничего не получалось.
– Дохлый номер, теперь он очнется не раньше tomorrow,[9] – сказали ему. – Принял тройную дозу! – Рядом со Смурым лежал пустой шприц. Сидронио опять тряс, уговаривал, плеснул в лицо водой – все без толку, Смурый не подавал никаких признаков пробуждения.
– Дон Сидронио, мы можем вам помочь?
– Вообще-то нет.
– Если вам что-нибудь надо, вы только скажите, в этом бараке мы все на игле и ради дозы готовы на что угодно! That's true![10]
– Ладно, буду иметь в виду.
Взбешенный Сидронио вернулся в свою камеру, свернул самокрутку и стал курить, жадно затягиваясь.
– Ах! – испугалась Карлота Амалия. – Боже мой! – Она знала, что от мужа в таком состоянии можно ожидать любой жестокости. – Господи, дай мне силы! – По радио передавали песни Пипорро. Карлота склонилась над утюгом и с преувеличенным усердием гладила белье.
– Откладывать больше нельзя, – пробормотал Сидронио. Пипорро пел: «Этой ночью ты придешь, ведь все еще любишь меня…» – Я знаю, что делать!
В три часа ночи он разбудил Карлоту Амалию.
– Что случилось?
– Хочу ужинать!
– Ужинать?
– Оглохла, что ли?
– Нет, просто какой же ужин в этот час? Скорее завтрак…
– Завтрак не завтрак, тебе какая разница! Если я говорю ужин, значит, ужин!
– Что тебе приготовить?
– Тамали, фасоль и кофе. – Жена встала с постели, включила свет и принялась за дело.
– Как мне все это надоело! – Карлота Амалия твердо решила уйти отсюда через день, хотя еще не знала как; и пусть братья Сидронио станут ее преследовать, терпеть более нет сил! Уже неоднократно она испытывала горячее желание ударить мужа ножом, и остановить себя с каждым разом становилось все труднее.
Сидронио сел за один из бетонных столов и закурил новую самокрутку. Вдобавок он уже не первый час отхлебывал мескаль прямо из бутылки.
– Сантос Мохардин пусть думает что хочет! – Сама судьба дарила ему возможность самолично расквитаться за бесчестие брата. – Пусть дон Сантос думает, что его гребаному превосходительству заблагорассудится! – Из-за стенки, из двадцать первой камеры, все еще доносились ритмичные звуки, сопровождающие чей-то половой акт. – Вот чертовы долбари, спать пора, а они все трахаются! Пусть Сантос Мохардин хоть целую армию пришлет охранять дурака, ему все равно конец!
– Тамали готовы, – жалобно сообщила запуганная насмерть жена. – Наложу тебе?
– Нет, говна ты мне не наложишь, неси давай, дура! – Карлота поставила перед ним тарелку с едой, а сбоку чашку с кофе. Сидронио посмотрел в тарелку с язвительной ухмылкой и сбросил ее на пол. – Садись, чертова ведьма, и слушай меня внимательно! – приказал он, понизив голос. – Тебе не удастся отравить меня, как Рапидо, – отважный пистолеро, гроза всего тихоокеанского побережья! – руки коротки, я первый тебя отравлю!
– Ты сам положил стрихнин в еду!
– Заткнись, сука! – Он схватил ее за волосы. – Когда я говорю, Держи свою пасть на замке! Если бы мой брат знал, какая ты шлюха, он бы тебя и близко к себе не подпустил, сучка текучая, но в этой жизни за все надо платить; если у дурака и было семь жизней, то теперь осталась только одна, и он ее сегодня лишится с твоей помощью!
– С моей помощью? – По щеке Карлоты сбежала одинокая слезинка, но от горячей ненависти к мужу ее глаза тут же высохли.
– С твоей, с твоей, только не говори мне, что ты к нему равнодушна, я помню, как ты порозовела, когда вернулась от него, думаешь, не заметил? Не пытайся делать из меня идиота, этот каброн возбуждает твою сучью натуру, и прямо сейчас ты мне поможешь, вызовешь урода из камеры, чтобы все видели, как я отомщу за брата!
– Я не хочу!
– А никто тебя не спрашивает, чего ты хочешь, сделаешь что велено – и точка! Вот, отнесешь ему этот кофе! – Сидронио потащил Карлоту за волосы и выставил за дверь. – Иди сейчас же, тварь, слышишь меня? – Карлота сделала движение, чтобы вернуться в камеру, но Сидронио отпихнул ее. – Не упрямься, чертова ослица, к дураку вон в ту сторону!
– Он, наверное, спит!
– Конечно, но ты ему снишься, так что наяву он тебе еще больше обрадуется!
– Я не пойду в ночной рубашке!
– Нет, так пойдешь, чтобы он еще больше возбудился – проснется, увидит тебя в таком виде и решит, что сон воплотился в действительность, а ты с ним заговоришь и вызовешь из камеры. Вот, плесни мескаля в кофе, пусть думает, что его ждет развлечение по полной программе. – Сидронио подтолкнул Карлоту к выходу. – Шевелись давай! – И толкнул жену еще сильнее, так что кофе у нее в руке чуть не пролился. Сидронио шел у нее за спиной, а когда они приблизились к шестнадцатому бараку, спрятался за бетонным столом для посетителей. Карлота попятилась, не в силах выполнить приказ мужа, но тот с пистолетом в руке загородил ей дорогу и знаками показал, что обратного пути нет. Она тихонько постучала в дверь камеры Давида.
– Давид, – негромко позвала Карлота. – Ты спишь. Открой, это я, Карлота!
«Вот здорово! – восхитилась бессмертная часть Давида. – Как чудно пахнет кофе!»
– Давид, открой мне!
«Я боюсь, думаю, не к добру ее приход!» – «Как тебе не стыдно бояться женщины?»
– Открой, пожалуйста!
– Чего ты хочешь?
«Чего я хочу? – подумала Карлота. – По моей вине этот человек потерял отца, у его родных отняли землю, и они прозябают в бедности, и теперь из-за меня ему грозят новые неприятности – это несправедливо!» Карлота была готова закричать: «За моей спиной прячется Сидронио, он хочет убить тебя», – но не смогла найти силы, чтобы побороть накопившийся страх.
– Я принесла тебе кофе с вином.
«Великолепно, – обрадовалась карма, – это поможет нам взбодриться!»
– Даже через дверь пахнет! Это мескаль?
– Да. Ты откроешь?
– Лучше уходи.
«Не будь таким невежей!» – укоризненно произнес голос.
– Я только принесла тебе кофе, не возвращаться же мне с ним, пойми!
