розовое показалось из-под двери. Потом появились еще четыре предмета, оказавшиеся пальцами, затем кисть руки и, наконец, край коричневой рубашки.
— О Боже, ведь это Фредди! — прошептал Эрнест Шайсскопф.
Все бросились к двери. Рука Фредди, словно побывавшая под паровым катком, пролезала в комнату сквозь зазор между дверью и порогом. Фредди был теперь не толще собственной фотографии, наклеенной на картон. Уже показались белокурые волосы, уже затрещал череп, сплющиваясь, чтобы пройти в щель, когда внезапно дверь дрогнула, заскрипела и слетела с петель.
На пороге стоял Римо. То немногое, что осталось от Фредди, лежало у его ног. Пятеро нацистов не могли оторвать глаз от дубинки, ставшей неотъемлемой частью его черепа.
— Привет, — поздоровался Римо, — я же говорил, что не пролезет.
— Ггг-ыы-гг-ыы-гг-ыы, — произнес Шайсскопф.
— И Фредди то же самое говорил, — ответил Римо.
— Кто вы такой? — пролепетал один из нацистов.
— Что вам надо? — воскликнул другой.
— Что вы сделали с Фредди? — раздался третий голос.
— Минутку, — сказал Римо. — Мы так ничего не добьемся, если будут говорить все разом. Сначала скажу я. Ты, — указал он на Шайсскопфа, — немедленно прекрати блевать и послушай меня.
— Ггг-ыы-гг-ыы-гг-ыы, — отозвался Шайсскопф, орошая комнату остатками жареной рыбы с картошкой.
— Прекрати, я кому говорю, — повторил Римо.
Шайсскопф сделал глубокий вдох и попытался остановить рвоту. Он вытер лицо рукавом форменной рубашки.
— Я как-нибудь могу убедить вас отменить завтрашний марш? — спросил Римо. — Меня прислали для переговоров.
— Нет, — заявил Шайсскопф. — Никогда!
— Не торопись, — сказал Римо. — Фредди я уже убедил.
— Никогда! — взвизгнул опять Шайсскопф. — Мы маршируем во имя свободы и во имя прав белого человека. Мы маршируем, чтобы сказать «нет» смешению рас...
— Тогда прощай, — сказал Римо.
Он схватил Фредди за дубинку и втащил его в комнату. Два нациста бросились на него, размахивая полицейскими дубинками. Римо ударил их телом Фредди, и они грудой повалились на пол.
Двое других кинулись на Римо, держа наперевес бейсбольные биты, залитые свинцом. Он закружился между ними, все время подаваясь вперед и назад, направо и налево. Когда оба были уверены, что он находится в пределах досягаемости, на него обрушилось два страшных удара. Римо наклонился, мгновенно выйдя из зоны контакта, и услышал звук слившихся воедино ударов. Его противники поразили друг друга. Следом, как эхо после выстрела, донесся знакомый успокаивающий звук ломающихся и раскалывающихся черепов.
Римо кивнул и отошел в сторону. Тела его противников тяжело рухнули на пол.
Оберштурмбаннфюрер Эрнест Шайсскопф забился в угол и выставил перед собой книжку комиксов «Мохаммед Али против Супермена». Темное лицо Али было зачеркнуто двумя жирными коричневыми линиями.
— Убирайся, ты, — прохрипел Шайсскопф. — Я вызову полицию!
— Послушай, Эрнест, — сказал Римо, — ты не расстраивайся. Ты просто не думай, что умираешь.
— О чем же мне еще думать?
— Что наконец становишься человеком, — ответил Римо.
Покончив с ним, Римо произвел уборку помещения, затем приладил сломанную дверь и покинул место событий. До его дома в Компо-бич было три мили, и он решил пробежаться. Давно уже ему не удавалось потренироваться.
Чиун, как и час назад, сидел на полу посреди комнаты и смотрел на лежащий перед ним большой лист пергаментной бумаги. Он держал гусиное перо рядом с чернильницей, как будто собирался вот-вот макнуть. Бумага была девственно чиста.
— А сегодня что, Чиун? — спросил Римо, показывая на нетронутый лист. — В Венесуэле слишком громко играет радио?
— Я так беспокоился за тебя, что не мог работать, — сказал Чиун.
— Беспокоился за меня? Я не думал, что они произвели на тебя такое сильное впечатление. Ты их назвал, помнится, животными в коричневых рубашках.
— С ними все улажено?
— Конечно.
— Хорошо, — произнес Чиун. — Эти нацисты отвратительны.
— Этих уже нет. И вообще, с каких это пор ты не любишь нацистов? Если Дом Синанджу мог работать на Ивана Грозного, фараона Рамзеса и Генриха Восьмого, то чем плохи нацисты? Они что, вам не заплатили?
— Дом Синанджу отказался на них работать. Более того, мы сами вызвались устранить их вождя. Этого, с такими смешными усиками.
— Даром?! Синанджу?
Чиун кивнул:
— Есть некоторые виды зла, с которыми нельзя мириться. Мы не часто работаем бесплатно, потому что деревня голодает, когда мы не приносим денег. Но на этот раз мы должны были так поступить. Этот безумец узнал о нашем скором приходе и отравился, ухитрившись убить сначала свою подругу. Он был грязен до самого конца. — Чиун плюнул от отвращения. — Но как я могу довести до конца мой труд, — произнес он, помолчав, — если ты отвлекаешь меня пустыми разговорами? Я иду спать.
— Приятных сновидений.
Лучшего дня для демонстрации нельзя было и пожелать. Вовсю сияло солнце, разгоняя утренний холод, оставшийся в напоминание о длинной коннектикутской зиме.
В Вестпорте по всей Бостон Пост-роуд вдоль тротуаров стояли тысячи людей с бейсбольными битами, помидорами и велосипедными цепями наготове. Американское общество по охране гражданских свобод призвало добровольцев со всей страны, и теперь четыреста адвокатов бегали вдоль предполагаемого маршрута демонстрации и зачитывали постановление окружного суда о недопустимости насилия. Никто не обращал на них внимания.
Там же присутствовали три сотни полицейских, снабженных всем необходимым для подавления беспорядков. По пути демонстрантов располагались четыре машины скорой помощи и два фургона для перевозки трупов.
Повсюду сновали уличные торговцы, продающие американские флаги. Наиболее предприимчивые из них припасли и нацистские нарукавные повязки, но пока что спроса на них не было заметно.
Все было готово для обещанного нацистского шествия.
Не хватало только самих нацистов.
Римо заметил это, когда ехал к закусочной за номером «Дейли Вэрайети» для Чиуна. Вернувшись домой, он вручил Чиуну журнал и включил телевизор. После назначенного для начала марша времени прошел уже час, и некоторые журналисты догадались наконец посетить штаб-квартиру нацистской партии на Грин Фармс-роуд.
Телевизионный эфир был переполнен сообщениями о произошедшем ночью убийстве руководства нацистской партии. Тела шестерых «коричневых», одно из них частично раздавлено, найдены вмятыми в стену. Они напоминают рыб, снятых с крючка, сказал один комментатор. Тела были расположены двумя соединенными треугольниками, то есть в виде звезды Давида.
— Это ужасно! — воскликнул Чиун.
— Я решил, что это будет что-то вроде уборки, — сказал Римо.
Он улыбнулся при известии о том, что Лига защитников сионизма поставила себе в заслугу эти убийства.
— Катастрофа! — сказал Чиун.
