– А ты знаешь, к чему именно стремилась твоя душа?
– Нет. И по правде говоря, Пупи, я уже начинаю тревожиться. Ведь мне скоро стукнет шестьдесят! Одно мое тело – Мэй Уест – уже умерло, второе, оставшееся, постепенно изнашивается.
– Брось! Выглядишь ты просто замечательно. До сих пор еще лучшая профессиональная чечеточница. Откопычиваешь так, что будь здоров!
– Что значит «откопычивать»? – нахмурился Кула.
Римо подавил желание сострить, сказав, что эта женщина – полуяк.
Скуирелли Чикейн просияла, в глазах ее заиграли озорные искры.
– Благодарю на добром слове, Пупи. В космических масштабах этому телу осталось жить всего лишь несколько мгновений. Боюсь, мне придется ждать следующего рождения, чтобы начать поиски заново. Что бы я ни искала, мне надо это найти!
– Бунджи-лама! – выдохнул Кула.
– Нет, нет. – Лобсанг упрямо тряс головой. – Этого не может быть. Она белая.
Кула нахмурился.
– Возраст совпадает. Судя по ее словам, она прожила почти шестьдесят сезонов, когда яки приносят приплод. Примерно такое время отсутствует и бунджи-лама. К тому же волосы у нее огненного цвета.
– Нет, нет, не может быть! Бунджи-ламе надлежит привести Тибет к величию, а эта говорит с каким-то порождением ада.
– Тут вряд ли что возразишь, – сказал Римо.
– Я не вижу безликого идола, – гнул свое Лобсанг.
– Без сомнения, он находится на священном алтаре, который нам еще предстоит обнаружить, – твердо проговорил Кула.
– Слушайте внимательно, – предупредил Чиун. – Истина откроется вам в словах бунджи-ламы. Главное – слушайте.
Программа продолжалась. Мастер Синанджу, казалось, целиком был поглощен происходящим в телестудии, но на самом деле он прежде всего наблюдал за реакцией своих гостей. Лица их, озаренные отблесками телевизионного экрана, были сосредоточенны. Монгол Кула восторгался всем с простодушием ребенка, Лобсанг Дром же кривил свое вытянутое лицо с каждой услышанной им фразой. Из-под своего оранжевого одеяния он извлек нефритовые четки, сделанные в виде маленьких черепов, и стал нервно перебирать их пальцами.
– Каким образом ты вспоминаешь о своей прошлой жизни? – спрашивала тем временем Пупи Серебряная Рыбка. – Может, воспоминания приходят к тебе во сне? Или как?
– Я умею возвращаться в свое прошлое. Мой гуру научил меня пробуждать забытые воспоминания, но мы с ним расстались. Теперь я делаю это сама.
Пупи Серебряная Рыбка закатила глаза. Ее лицо расплылось в глуповато-блаженной улыбке.
– Знаешь, я иногда представляю себя царицей Савской, которая жила так давно.
– А я была принцессой на затонувшем материке My. И меня звали Тумазума.
– И что же случилось?
– Материк затонул, а вместе с ним и я. Но сердце мое до сих пор бешено колотится, когда я погружаюсь в ванну джакузи.
– Со мной происходит то же самое под душем.
– Я мало что понимаю в ее словах, – пробормотал Кула. – Это свидетельствует о неземной мудрости.
– Без сомнения, и гуру ее был мудрейшим человеком, – вкрадчивым голосом заметил Чиун.
Никто не стал оспаривать это замечание. И в первую очередь Римо.
Программа закончилась, но святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче так и не изменил своего мнения.
– Это не бунджи-лама, – с горечью произнес он.
– Неужели ты все еще не веришь тому, что видели твои ленивые глаза, жрец? – возмутился Кула. – Тому, что слышали твои уши? Это, конечно же, воплощение, тулку. Свет во тьме. Он...
– Она, – поправил Римо.
– Хорошо, она, – не стал спорить Кула. – Но ведь волосы у нее и впрямь огненного цвета. И говорила она о своих прежних жизнях.
Лобсанг Дром сурово сузил глаза.
– Я не могу принять все это.
– Значит, надо посетить бунджи-ламу и лично во всем убедиться. Не станет же мастер Синанджу лгать!
Чиун, словно предупреждая, бросил многозначительный взгляд на Римо, затем встал на ноги и вытянулся, будто сизая струйка дыма.
– Есть некто, кто может вас убедить, – решительно проговорил он.
– И кто же это? – спросил Лобсанг.
