Ему — с его звериной реакцией и зоркостью хищной птицы — пятеро еще остававшихся в живых казались сомнамбулами.
Чья-то рука уже сжимала рукоятку пистолета, а указательный палец уже ложился на курок, когда ладонь Римо со свистом разрубила воздух. Удар пришелся точно по фалангам пальцев, которые мгновенно разжались, парализованные. Пистолет упал. Руки беспомощно потянулись к полу, но в этот момент Римо вогнал два сомкнутых вместе, крепких, как зубила, пальца в живот мафиози, нащупал печень и вырвал ее, оставив на теле несчастного дыру размером с монету в четверть доллара.
Шмяк! Кроваво-бурая масса приземлилась на зеленый листик салата.
Римо занялся номером третьим, который выхватил из висевшего на ремне чехла складной нож с лезвием запрещенной длины и угрожающе размахивал им. Римо, перехватив его запястье, развернул сжимавшую нож кисть, и лезвие дважды полоснуло по груди незадачливого громилы, сперва срезав пуговицы с его пиджака, а потом — распоров на нем рубашку.
Волосатое брюхо вскрылось, точно на нем разошелся шов. Получилось забавно — вроде бородача, который смеется. Органы нижнего отдела брюшной полости вывалились наружу.
Римо выудил из дымящейся массы кишок печень, помял ладонями, скатал рулетом и швырнул через плечо.
Бросок оказался точным. До сих пор туго соображавшие ребята, похоже, начинали постигать чудовищный смысл происходящего.
— Сматываемся отсюда! — кричал охранник. — Нас накрыли!
Римо не обращал на него внимания.
Взгляд его упал на жирного лысого парня с тремя складками жира на толстой шее. Выхватив «пушку», тот принялся беспорядочно палить по комнате.
Римо потребовалась доля секунды, чтобы добраться до него.
Лысый успел произвести еще несколько выстрелов, при этом продырявив здоровяка-охранника. Из груди и изо рта, которым тот отчаянно хватал воздух, хлынула кровища, и в следующий миг его грузная туша рухнула ниц. Римо уже добрался до жирных складок на шее лысого.
Едва ребро его ладони пришло в соприкосновение с бычьей шеей, лысая голова скатилась с плеч, а остальное тело обмякло и сползло на пол. Отметив, что расчлененный труп похож на разобранную куклу- марионетку, Римо перевел взгляд на единственного из всей шайки, кому пока удалось уцелеть. Это был местный черномазый, увешанный золотыми цепочками, словно рождественская елка.
У этого оказался шестизарядный «кольт-питон» с хромированным барабаном. Римо решил показать фокус, знакомый даже подросткам. Он зажал барабан двумя пальцами и стал наблюдать, как черный пыжится, пытаясь нажать на спусковой крючок. Естественно, у него ничего не получалось. Тогда Римо вырвал у него револьвер и продемонстрировал другой фокус — на сей раз недоступный пониманию простого смертного.
Он стал пальцами рвать барабан на части.
Чернокожий вытаращенными глазами смотрел, как падают на ковер кусочки хромированной стали.
— Как это ты?... — пробормотал он и осекся.
— Как я это делаю? — подсказал Римо, отряхивая ладони от металлической пыли.
— Ну да.
— Очень просто. Надо только как следует сжать.
— Но эта штука из стали, а ты — нет!
— Ну и что? Зато я живой, а ты — нет.
Чернокожий только изумленно охнул, когда Римо правым указательным пальцем зацепил его за золотое ожерелье и резко дернул. Цепочки были прикреплены довольно надежно, поэтому оторвались лишь вместе с ноздрями, мочками ушей и сосками.
Особенно долго цепь держалась на животе, и пупок — вместе с золотым кольцом в двадцать четыре карата и изрядным куском мяса — оторвался последним.
Вслед за этим из живота вывалилась очередная порция органов, и Римо на лету подхватил печенку.
Изъяв печень у остальных покойников, он быстренько превратил ее в паштет и аккуратно разложил по тарелкам, стоявшим на сервировочном столике.
Водрузив на место серебряные крышки, он потер ладони одна о другую и окинул комнату довольным взглядом.
— Кто теперь скажет, что я не умею готовить? Весело насвистывая, он вышел из комнаты.
Глава 3
В Белом доме отмечали Кванзу.
На северной лужайке Белого дома стояла традиционная рождественская елка — вернее, дугласия, украшенная традиционными гирляндами и шарами.
Президент издал вздох облегчения, когда Первая леди торжественно объявила, что в этом году они будут придерживаться традиций.
— Значит, на верхушке на сей раз не будет звезды Давида? — спросил он, имея в виду одну особенно злополучную праздничную церемонию, о которой ему хотелось бы забыть, как о кошмарном сне. Как о конгрессе сто третьего созыва.
— Никаких звезд Давида, — пообещала Первая леди. Это было в День благодарения, который, к вящему удовлетворению Президента, также отмечался традиционно.
— И никаких кукол, олицетворяющих индейских духов, никаких эскимосских идолов и вудуистских шаманов? — спросил Президент. Он только что откушал праздничной индейки и теперь сыто рыгал.
— Только зеленые и красные фонарики с серебряными блестками.
— Твои поклонники решат, что я тебя придушил и заменил клонированной копией, — произнес Президент.
— Я хочу отметить наше четвертое в Белом доме Рождество, как Авраам Линкольн.
— Ты предлагаешь развязать Гражданскую войну?
— Нет, — ответила Первая леди, с меланхолическим видом обгладывая индюшачью ножку. — Традиционно. Как это делают простые американцы.
Только тут Президент окончательно поверил в серьезность ее слов. Широко улыбнувшись, он гнусавым арканзасским голосом заявил:
— Сейчас же распоряжусь! — С этими словами он поспешил к двери, предчувствуя, что Первая леди готова преподать ему очередной урок политической грамотности.
— Коль скоро уж мы об этом заговорили... — ядовитым тоном проронила та.
Президент остановился точно вкопанный.
— Что еще? Новый год?
— Да. Традиционный Новый год. Проследи за этим.
— Будет сделано, — с облегчением произнес Президент, нащупывая дверную ручку. В следующую же секунду ему суждено было пожалеть, что он не проявил достаточно проворства и не успел вовремя смыться.
— Но в перерыве мы будем отмечать Кванзу, — заявила Первая леди, в голосе которой послышались металлические нотки.
Президент подпрыгнул на месте, словно ему выстрелили в спину.
— Кванзу? Черное Рождество?!
— Это не Рождество, — мягко поправила его Первая леди. — Рождество двадцать пятого. Новый год первого января. Кванза — это шесть дней между ними. И не употребляй слово «черное». Говори «афро- американское». Так более корректно.
— Кажется, мы уже имели спор по этому поводу, — глухо проронил Президент, в котором начинало подниматься раздражение.
— Да, и я позволила тебе взять верх. Но теперь выборы остались позади, и мы ничего не потеряем, если будем отмечать Кванзу.
— Мне не придется напяливать дашики или что-нибудь в этом роде?
— Нет. Просто каждый день мы будем зажигать свечу и устраивать африканские фольклорные фестивали.
