– Потеря времени. Надо настичь его!
Ева все еще сжимала в пальцах нелепый галстук Милова.
– Не спрашивайте, Ева, некогда – объясню по дороге…
Он подхватил автомат, перегнувшись с сиденья, захлопнул дверцу. Кости, кажется, в порядке. «Жива, – подумал он, – жива, как ей удалось?»
– Ева, как вы спаслись?
– От чего, Дан?
– Граве говорил…
– Граве? Он заходил, разговаривал с Лестером. Ко мне только заглянул мимоходом – сказал, что хочет разыскать вас, я объяснила, что вы постараетесь попасть в Центр.
«Выдумал? – пытался сообразить Милов. – Нет, он же сумасшедший – ему хотелось убить ее, но он не решился, конечно, – а потом поверил, что так и сделал… А может, и остальное – фантазия? И в машине у него нет никакой взрывчатки? Ладно, увидим».
– Как нога? – спросил он.
– Спасибо, Дан, – сказала она. – Вспомнить сейчас о моей ноге – это говорит о многом. Еще побаливает. Но я терплю. Дети… И вы.
– Глупая, – сказал он.
– Это у меня от рождения, – сказала Ева. Машина бесшумно летела – не по дороге, кажется, а уже над нею; точка впереди начала снова обретать очертания.
– Хорошая у вас машина, – сказал Милов.
– Рикс не любит маленьких.
– А поживее она способна?
– По такой дороге я легко дам сто двадцать миль, если понадобится. А он держит примерно восемьдесят.
– Быстрее не может. Приблизься метров до пятидесяти. Ближе не надо. И как только я начну стрелять – жми на тормоза.
– Что ты хочешь с ним сделать? Я надеюсь…
– Только то, чего он сам захотел. Как тут опустить стекло?
– Кнопкой.
Милов опустил свое стекло, высунулся: сперва руки с автоматом, потом голову – но ее пришлось тут же убрать: резкий ветер бил в лицо, заставляя закрыть глаза. «Ничего, мы и так… Хотя бы по колесам. Не уйдет, и отстреливаться не сможет – он же не рейнджер, он нормальный гражданин, честный, добродетельный умалишенный».
Он выпустил короткую очередь. Вторую. Граве вилял по дороге, по всем четырем ее полосам. Мимо. Опять мимо.
«Что я – стрелять разучился?.. Так, заднее стекло – в крошки. Виден затылок, голова, пригнувшаяся к рулю. Нет, в него не буду. Дам шанс: если он все выдумал – пусть живет. Только сбить с дороги: если в машине не пластик, он уцелеет, отделается синяками, может быть. Только сбить с дороги. Сейчас он снова вильнет – и можно будет по колесам…»
Длинной очередью, последними патронами он повел сверху вниз наискось. Но Граве в последний миг вильнул, и багажник закрыл колесо.
Ревущее пламя клубком оторвалось от дороги, на лету рассыпаясь на части. Налетела взрывная волна. Ева вскрикнула. Линкольн рвануло, занесло, швырнуло в канаву. Сталь скрежетала, сминаясь. Земля перевернулась. Финиш, конец пути.
– Ева, вы живы?
Она лежала на траве, куда Милов вытащил ее из смятой, невосстановимо изуродованной машины; у него самого был рассечен лоб, кровь текла по лицу и, кажется, пару ребер придется капитально ремонтировать. Но, может быть, и не так все плохо…
– Ева!
Она открыла глаза:
– Что с нами было?
– Дорожно-транспортное происшествие. Эксидент.
Она несколько раз моргнула. Глубоко вздохнула и охнула.
– Где болит? – спросил Милов.
– Спросили бы, где не болит…
– Встать сможете?
– Помогите…
– Минутку. Здесь болит? А здесь? А так? Тут?
– Дан, кто из нас врач? Подозреваю, что вы.
– Ну, что вы, Ева, милая… Но в санитары гожусь. Теперь попробуем подняться. Держитесь за меня. Так,
