виноград, а с четвёртой был невысокий плетень. За плетнём — канал. Тисса сразу облюбовала себе место у плетня, с видом на воду.
Умник уже был на месте, и не вполне трезвый. Он сидел на одном из столиков, в компании с альдзелом и бутылкой. Девчонкам он приветственно помахал рукой, и предложил взять ещё бутылок, а то эта уже пуста. Едва они успели усесться и уговорить Умника сыграть, как подошёл Дзой с… ('Как это — 'с кем?' — шёпотом удивилась Лайя. — Это Эшекоци ол Ройоме. — Правда его не знаешь? Мне уже стало казаться, что Шека в этом городе все знают, поголовно!') Разросшаяся компания сдвинула столы, потом подошёл Шонек, с о-Баррейёй, на которого Умник недобро зыркнул, но ничего не сказал.
Ребята смеялись, о чём-то спорили — Дзой с Шеком, Шон с Онеем, Лайя дёргала Умника, а Тисса чувствовала себя лишней и скучала. Поймала себя на том, что снова думает о Хриссэ, потом вдруг о Вернаце и трупах на улицах… Она глотнула вина, чтобы смыть неприятный то ли вкус, то ли запах на языке, оставленный этим воспоминанием. Глотка с пятого вино неожиданно помогло. Ненадолго: потом всплыло откуда-то зеленовато-серое лицо Кхад, когда её ранили отравленной стрелой.
Может, лучше было бы, если б она тогда умерла?
Тисса вздрогнула, едва не расплескав красную густую жидкость из кружки. Поставила кружку на стол. Обхватила себя одной рукой за запястье другой. Так же нельзя думать. Ни о ком. Ты же лекарка!
Если бы Кхад умерла тогда, всё было бы иначе, точно. Может, хуже. А может, и лучше. Вернаца точно не было бы. То есть, резни не было бы. А Вернац бы как раз был. В Веройге взаперти жить не надо было бы. Можно было бы уйти куда-то, где жить хочется. Жить, как хочется. Или не жить. Тиарсе Маэтишеной! Помилуй и охрани…
— Тисса, ты пьёшь или нет? — толкнула её Лайя. — Не пропускай тосты! Тем более, такие патриотические!
Лайя смеялась. Тисса натянуто улыбнулась тоже и послушно выпила за что-то патриотическое. Вино действительно помогало: оно мешало думать. Лайя подключилась к разговору Онея и Шона, а Тисса, счастливая, что её оставили в покое, откинулась на спинку стула и слушала Умника. Он играл что-то незнакомое. Он вообще чаще играл незнакомое Тиссе. Своё, как говорила Лайя. Сейчас это было похоже на лаолийские мелодии — если бы мелодию под свирель переложить для струн. Или на зангские песни? Те, которые обычно поют одним голосом, без музыки, и без слов. Что-то неспешное, переливчатое и щемящее. Над чуть волнующимся морем ровных нот вдруг вспенивался надрывный всхлип… или крик чайки?
— Пьяный я совсем, — со смешком сказал Умник, обрывая мелодию и повторяя последнюю музыкальную фразу. Тисса разницы не услышала.
Слева от Умника Оней с Шоном говорили о чём-то, Оней порывался чертить ножом на столе, а Шонек его перебивал, но сути спора слышно не было. С другой стороны стола, напротив Умника, вполголоса обсуждали что-то Дзой и ол Ройоме. Лайя подперла щёку рукой и задумчиво и грустно смотрела куда-то мимо Умника, в стену с виноградом. Близился вечер, небо над двориком наливалось почему-то зеленью, а не рыжиной, и альдзел всё отчётливей плакал о чём-то, рассыпаясь в вечернем воздухе отрывисто и зло, не жалобой, а возмущением о чём-то, требованием чего-то, и почему-то ясно было, что требование это неосуществимо. Тисса отвернулась из дворика и смотрела, как течёт вода канала внизу, за перилами, неся городской сор и осенние яркие листья. Когда музыка вдруг оборвалась и взметнулся какой-то шум, Тисса в задумчивости не сразу обратила на это внимание. Обернулась она, только когда Лайя охнула и вскочила, словно собираясь кинуться куда-то.
— Убью! — рычал Умник, размахивая руками и словно пританцовывая. Ног его не было видно за столом. Тисса встала тоже, и увидела Онея. Видимо, падая, он хотел схватиться за стол и сшиб с него кувшин и что-то ещё из посуды. Умник с перекосившимся лицом пинал его куда-то под рёбра.
С двух сторон почти одновременно к Умнику подскочили Дзой и Шонек, Дзой кинулся оттаскивать Умника, а Шон — Онея. Парой мгновений позже к Дзою присоединился Шек, перемахнувший через стол.
— Прекрати сейчас же! — орал Дзой.
— Спятил?! — орал Шек.
— Оней ни при чём! — орал Шон.
— Убью… — пьяно выл Умник и рвался обратно, от стены, к которой его прижимали Дзой с Эшекоци. — Ол Барр-рейя! Поганая порода!… Всех… убью…
Тисса в три быстрых шага выбралась из-за стола к Онею, скорчившемуся на полу. На миг ей показалось, что под рукой у него лужа крови, но это было густое кадарское вино из разбитого кувшина. Шон, сидя рядом на корточках, что-то тихо и быстро говорил, положив руку на плечо Онею.
— Ну-ка, — сказала Тисса. — Давай, я помогу…
Дхонейдо о-Баррейя встал, стряхнув руку Шонека и отворачиваясь от Тиссы.
— Не надо. Ничего мне не надо. Шон, потом поговорим.
Умник рванулся опять и с новой силой стал орать своё 'убью', поминая по ходу воплей Синего с Треплом.
Оней не обернулся.
— Какие все сволочи… — тускло сказал он.
Выпрямился, держась за живот, и стал пробираться к выходу, рваными движениями распихивая стулья. Один из стульев не удержал равновесия и с неожиданным грохотом обрушился на камни мощёного дворика. Оней на ходу неловко дёрнул плечами на этот грохот и вышел. Дверь закрывалась медленно и скрипуче, и кроме этого звука и шёпота канальной воды не было ничего. Все молчали, даже Умник. Потом позади стукнуло, и Тисса отвернулась на стук. Умник снова вяло дёрнул рукой, отчего застёжка на рукаве снова глухо стукнула о стену. Держали его крепко. На стене, заплетённой лозой, там и тут темнели грозди чёрного винограда, несколько гроздей смяла спина Умника, и во дворике сладко пахло давлеными ягодами.
— Пустите вы меня, — устало сказал альдзелд. Дзой и Шек переглянулись, но просьбу выполнять не спешили.
— Да не буду я уже ничего, — скривился он. — Всё, концерт на сегодня кончен. Я альдзел возьму и пойду домой…
Дзой скептически поглядел на него. Умник смотрел вниз и часто сглатывал, отчего кадык то и дело ходил вверх-вниз.
— Плохо мне, — сказал Умник. Дзой помедлил немного и отпустил его плечо. Шек тоже. Умник покачнулся, сморщился и потер лицо пятернёй.
Лайя подошла к Тиссе и Шонеку и присела рядом.
— Шон, а чего это он? Ты же рядом сидел, видел?
— Глаза б мои на него не смотрели, — пробурчал Шонек, вставая и пиная осколок кувшина.
— Да с чего всё началось вообще?.. — тихо спросила Лайя.
'С того, что Трепло застрелили', — подумала Тисса. Шонек раздражённо пожал плечами.
— А Ррагэ его знает. Синего, что ли, кто-то упомянул…
Умник подошёл к столу взять альдзел, но отправился потом не домой, как обещал, а под стену. Сел, положил рядом альздел и уткнулся в колено лбом. Дзой что-то неохотно говорил Шеку в другом углу двора. Шонек ушёл к столу, сел и теперь со злобным лицом переставлял с места на место кружки.
— Хофо Мудрый, что же будет… — сказала Лайя, держась за голову.
— А что будет? — удивилась Тисса. Лайя подняла голову, и лекарка обнаружила, что та чуть не плачет.
— Тисс… Это же замолчать не получится. Даже если Оней вдруг почему-то ничего не скажет отцу — толку? Здешние все видели, слухи пойдут, и тэрко точно узнает. Слишком много людей видело, и Шек…
'И Дзой', — подумала Тисса.
— А ол Баррейя ей сейчас так нужен… не то что Умник. Думаешь, она так это спустит?..
Дзой и Эшекоци договорились, видимо, до чего-то. Подошли. Шек тряхнул головой, оглядел оставшихся.
— Я поговорю с хозяевами и заплачу за посуду, — сказал Дзой. — Потом мы с Шеком отведём артиста в Веройге, проспится там.
Лайя беспомощно глянула на Тиссу, та легонько пожала плечами.
