пугало. Рассказать Ортар всё равно ничего не мог, и ол Каехо не мог этого не понимать. Нок Зааржат полагал неприличным не отблагодарить гонца, под одеждой бродяги пронёсшего донесение через всё захваченное имперцами графство, особенно когда от доставленного пакета зависел ход решающего сражения. Король вообще склонен к широким жестам, и дать решительному офицеру личное дворянство — не дав ни земель, ни денег — это было очень в его духе. Но приближать этого офицера к себе и посвящать в серьёзные дела — едва ли такая мысль вообще пришла бы ему в голову. Может, его услугами проверенного гонца и решительного офицера воспользовались бы ещё несколько раз. Особенно, если бы сегодняшняя вылазка удалась…
Ортар сжал пальцы на поводьях. Левая рука отозвалась горячей саднящей болью под верхним краем наруча, куда пришёлся последний удар. Чуть бы в сторону, и остаться бы Ортару из Эгзаана без левой руки, потому что с перерубленным сухожилием руки считай что и нет. А чуть бы ещё времени, и остаться бы императрице без победы…
Кеил тебе судья, граф нок Джорга!
…А может, и не воспользовались бы. Может, канцлер решил бы, что новоявленный барон специально лезет на рожон, лишь бы выслужиться. И предложил бы остудить излишнее честолюбие где-нибудь на восточной границе, поскольку для того, чтобы выслуживаться, есть немало достойных молодых людей из древних родов. Например, рода нок Шоктен.
Городские ворота накрыли всадников густой и прохладной тенью, и гулко раздавшийся от стен и сводов перестук копыт выдернул кадарца из задумчивости. Что было, что было бы, что могло быть, но не было… Это всё игры для церковников и учёных, да и то не всех, а только для бездельников. А наёмника Ортара везут, как свинью на убой, а он даже не визжит. Может, конечно, и вовсе умирать пока не доведётся, но зачем имперцам живой кадарский наёмник, он решительно не представлял, а потому незваную надежду предпочитал гнать.
— Просыпайтесь, нок Эгзаан, — жизнерадостно окликнул его ол Каехо. — Почти приехали, ещё два квартала — и мы на месте. В походном лагере, я полагаю, и приличного отдыха, и приличной еды найти было непросто?
— Это война, — пожал плечами Ортар.
— Разумеется, — хмыкнул Хриссэ. — Но возможность спать в чистоте и после хорошего ужина перед этим обстоятельством ничуть не меркнет.
Ортар несколько подозрительно поглядел на своего конвоира. Его ужимки выглядели не то ребяческими, не то шутовскими и с неприятным острым лицом выглядели странно.
— Почему вы говорите мне 'вы'? — спросил Ортар. Добавил, пожав плечами: — Из меня и дворянин дутый. Бароном я был на время контракта, и только. А вы ко мне обращаетесь, как к герцогу.
Ол Каехо послушал возникшую паузу, ритмично вздрагивающую под копытами, и снова придержал рвущегося вперёд коня.
— Вы знаете, я бы никогда не подумал, что нок Зааржат раздаёт дворянство по заслугам. Он не произвёл на меня впечатления настолько разумного человека…
— Внутренние дела Кадара — не ваше дело, — холодно оборвал его Ортар.
Ол Каехо глянул на него с весёлым изумлением.
— Хотите убедить меня, что нок Зааржат — идеал политика? — спросил он. — Давайте, с удовольствием послушаю.
Ортар дёрнул щекой. Отвечать он не хотел, но в голосе ол Каехо слышно было, что он действительно послушал бы, не только для того, чтобы позубоскалить. Потому наёмник заговорил не ругательствами, а серьёзно.
— Когда о своей болезни говорит больной или врач — это правильно, — сказал Ортар. — Но когда над болезнью потешается случайный прохожий — это грязно. Я полагал, урождённые дворяне следят за чистотой рук.
Ол Каехо глянул остро и спрятал странное мимолётное выражение в усмешке.
— Чтобы руки были чистыми, надо их чаще мыть. Вы странно говорите, для наёмника. Где вы получали образование? Я полагал, наёмники книги жгут, а не читают.
— Дыма наглотался, пока жёг, — сказал Ортар. По левую руку тянулась чья-то садовая стена, увитая диким виноградом. Потом сменилась домом, по которому лоза вилась ничуть не хуже. Ортар молчал, и паяц с герцогским титулом тоже не спешил прерывать тишину. Старательно отгоняемая наёмником надежда выжить тишком прокралась в сознание через садовую калитку и успела уже укорениться и только что не зацвести.
— Лорд герцог, — обратился Ортар. — Пленные на имперской территории вправе задавать вопросы?
— Вправе даже получить на них ответы, — заверил тот, придерживая коня, чтобы ехать с Ортаром рядом. — Разумеется, в пределах неразглашения военной тайны.
'Смертнику можно доверить что угодно. Это что, намёк на то, что я выживу?' — подумал Ортар, но спрашивать вслух не стал.
— С военными тайнами я пока обожду, — сделал одолжение Ортар. — Меня интересуют более шкурные вопросы. Например, будут ли меня убивать, и если да — то как скоро.
Хриссэ расхохотался, заставив своего коня недовольно дёрнуть ушами.
— При некоторых обстоятельствах, возможно, и будут убивать. Но мне как гостеприимному хозяину этого не хочется.
— Поскольку работа дознавателя нравится вам больше? — спросил Ортар.
— Не без того! — снова рассмеялся ол Каехо. Ортар понял это так, что внятного ответа, куда и зачем его везут, ему не светит. Сделать пока ничего было нельзя, и потому он расслабился — насколько это было возможно, при мысли, что твоего отряда больше нет. Мысль была оглушающей и странной, и не очень ясно было, что с ней дальше делать. Какой же ты командир, если сам выжил, когда никого из твоих не осталось? И хватит ли самоуверенности набирать новый отряд, так бездарно погубив первый?
Конь неловко переступил на камне, и толчок остро отдался в разбитой голове наёмника.
Если вообще будет — что-то; если Ортар из Эгзаана выберется из этого ррагэи Джаршада живым. Если герцогу покажется забавным поместить наёмника в комнате с ветхими стенами или непрочной дверью, наёмника это ничуть не огорчит. Посмотрим, что будет дальше. Пока же полуденная жара спала, вечер густел на улицах, и поднялся свежий ветер, что с особенной благодарностью отметил раскроенный лоб Ортара. Всё по порядку. Оценить ситуацию, сбежать, выбираться обратно, в дело, снова с нуля — это всё потом. Пока же не думать и не чувствовать, только ощущать — ветер на лице, запах хлеба из чьего-то двора, тёплый вечер вокруг и неспешный шаг коня. Была бы жизнь — а смысл найдётся.
В Джаршаде, занятом с начала войны, имперцы успели окопаться прочно. Ол Каехо обитал в чьём-то небольшом, но надёжно укреплённом доме, и комнат с ветхими стенами или непрочными дверьми в этом доме не имелось. К вящему огорчению Ортара. Комнат там было пять, не считая подвала и помещений для слуг, которые увеличивали это число до десятка. Наёмника пустили бродить свободно, и сначала он этому удивился, но удивление быстро прошло. Заблудиться или спрятаться в доме было невозможно, все окна выходили исключительно во внутренний дворик, оба выхода из дома охранялись очень надёжно, а внутри он был населён, помимо ол Каехо, молчаливыми слугами; светловолосыми, а следовательно привезёнными с собой из Империи. Стоило наёмнику приблизиться к лестнице на крышу или к воротам, рядом вырастал кто- нибудь мрачный, чтобы следовать по пятам бледной тенью, демонстративно не понимая кадарского. Где-то снаружи шла война, в подвале ол Каехо добывал из кого-то информацию, а в свободное от работы время вёл с Ортаром застольные беседы о пыточной методике, последовательно обращаясь к нему 'нок Эгзаан' и на 'вы'. Ортар не знал, уцелел ли кто из его отряда, удачно ли складывается война для Кадара… К тому же, не видел способа сбежать. Отчего молча бесился. Хотя, бесспорно, обращались с ним лучше, чем можно было бы ожидать, да и собеседник из ол Каехо был неплохой. Хотя и специфический.
— Я действительно люблю вести дознание, — говорил он. — На свете очень много людей, и все разные. Я слышал, как один философ доказывал, что на дыбе все люди одинаковы. Будь это правдой, в пытке и дознании не было бы ничего увлекательного. Но, к счастью, это наглая клевета на человечество. Одинаковыми люди становятся только тогда, когда людей в них уже убили, а осталось только тупое зверьё.
