— Ормаз простит, — очень тихо ответил Бадр, поднимая раскаленный прут. — Держите ему голову!
От дикого животного крика беспокойно взлетела ввысь усевшаяся было передохнуть на елях небольшая семья воронов. Птицы закаркали и долго еще не решались снова усесться на ветки. Крики продолжались долго, изредка прерываемые хохотом и воплями.
— Весельчак, а, Весельчак!
— Чего тебе?
— А расскажи, как твой дядя гусей разводил!
— Заткнись!
— Э?
— Заткнись, я твоей мамы бурдюк шатал во все дыры!!
Заал Косой захохотал, задергал ногами от избытка чувств. Отдышался, подмигнул серьезно взиравшему на него мхеценышу, что восседал на шее напряженно всматривавшегося в темноту Зезвы.
— Видишь, малыш, — снова хохотнул Косой, — не хочет Абессалом про семейную коммерцию рассказывать. Чувства, ну!
— Заткнись, — беззлобно повторил Весельчак, наблюдая, как мечутся взад и вперед огоньки ыговских факелов. Извлек флягу, приложился к ней, причмокнул, огляделся враз подобревшими глазами.
Зезва погладил ногу мхеценыша, шмыгнул носом и повернулся к улыбающемуся во весь рот Косому. Рядом с Заалом сидели лично командор Геронтий Огрызок и еще три джуджи с арбалетами в руках. Вид у Огрызка был очень мрачный. Арбалетчики изредка переговаривались, косясь на старшего. Пар от их дыхания взметался вверх, к зубьям крепостной стены, и терялся в кружащихся снежинках. Мороз был таким, что даже в толстенных тулупах и варежках ночной дозор защитников монастыря отчаянно мерзнул. Фляга с чачем помогала, хоть и не очень. И лишь маленький Медвежонок словно не замечал стужи, а Зезва то и дело грел то одну, то другую щеку о теплые, как печка, ножки малыша. Барабаны ыгов били без передышки, ни разу не остановившись со вчерашнего дня. Поначалу этот гул раздражал, но потом к нему привыкли и даже под него засыпали.
Зезва натянул шарф по самые глаза. К барабану привыкли ополченцы-мзумцы, монахи да джуджи. Женщины, и особенно маленькие дети, страдали от постоянного, непрекращающегося грохота.
— Командор, — не унимался Заал, поглаживая свой топор с перевязанной кожей рукоятью, — помнишь, как гусей розводил наш Весельчак?
— Помню, — неожиданно улыбнулся Геронтий, словно отбрасывая от себя все мрачные мысли.
— Так расскажите, раз такое дело, — сказал Зезва, стуча зубами. — А то у меня уже все отмерзло, курвин корень. Хоть бы вина кто принес.
— На посту нельзя, — скорбно покачал головой один из арбалетчиков.
— Нельзя? А что это у тебя на поясе, тыквенный сок?
— Так то ж чач! Для поднятия чувств. Глотнешь?
Зезва с кислым видом отхлебнул, поперхнулся, закашлялся под дружный смех карлов.
— Курвова могила, огонь… Давайте про гусей, не томите.
Весельчак гневно засопел, но по-прежнему хранил угрюмое молчание. Еще громче забубнил барабан ыгов, цепочки факелов задвигались еще интенсивнее. Начинало светать, и призрачный свет зимнего утра появился в морозном воздухе, похожий на ледяной, замерзший кисель из снежинок и хмурого, порывистого ветра.
— Дело вот как было, — начал Заал, хлопая по плечу что-то буркнувшего в ответ Весельчака. — У нашего друга Абессалома есть дядя, умный, страсть! Жил с семейством своим почтенным всё в Джуве, но под старость решил в село перебраться, на природе благоденствовать, во! Надоел мне, говорит, шум и гам городской. Желаю, говорит, на свежем воздухе пожить! Ну, в общем, для хозяйства и души, купил этот достойнейший джуджа целое стадо гусей, гусят маленьких, аж сто штук. Кучу баррейнских манатов заплатил, ага. Золотом! Растили их, растили, холили, лелеяли! Сарайчик им построили, водички им с зернышком, в общем, все как в лучших селениях Мзума и Джува, ну! Сам гусем стать захочешь, глядя, как за ними ухаживают…
Весельчак снова засопел, засверкал глазами, но Заал Косой только рукой махнул и оживленно продолжил рассказ.
…и осенью выросли такие уже большие гуси. Красота! Как на подбор, жирненькие, беленькие, клювы — во! Лапы — во! Перья блестят! Хоть картины малюй! И тут…
— Хватит трепаться! — не выдержал Весельчак. Геронтий засмеялся, а Зезва с удивленной улыбкой внимал размахивавшему руками Заалу. Ухнул Медвежонок, не сводя с Косого карих глаз.
— … тут один из этих гусей, чантлах этакий, огляделся, значит, подумал, закрякал и… полетел, а все остальные за ним следом. Оказалось, дядя нашего Абессалома крылья гусятам забыл подрезать! Так и улетели все гуси!
Зезва прикусил губу, но не выдержал и присоединился к оглушительному гоготу джуджей. Всех, кроме мстительно пыхтевшего Весельчака.
— А дядя-то, дядя, — держался за живот Косой, — ты только его лицо представь, Зезва… Бедняга, как его удар не хватил? Не хватил ведь, Весельчак?
— Заткнись!!
Абессалом вскочил, и некоторое время мстительно метал взгляды-молнии, но, в конце концов, улыбнулся и изрек:
— Дядя погоревал-погоревал, а потом решил завести племенных арранских свиней.
— Ох, — простонал Заал, — я как раз хотел рассказать…
— Я сам! — отрезал Весельчак, усаживаясь на мешок. Под его грозным взглядом арбалетчики опустили глаза, один вообще отвернулся, безуспешно пытаясь унять дрожь в плечах. Геронтий удивленно воззрился на хмурую физиономию Абессалома.
— А, ну, друг Весельчак, что за чувства там со свиньями, выкладывай. Такой на-най, а твой любимый командор не знает.
Медвежонок охватил ручонками голову Зезву, деловито ухнул, словно тоже ждал рассказа. Весельчак погрозил кулаком икавшему от смеха Косому. Насупился.
— Да что там…ничего такого. Привез, в общем, дядя свиней, а к ним этих… трахальщиков, значит…
— Кого-кого? — раскрыл глаза Зезва
Косой и арбалетчики захихикали.
— Оплодотворителей, — сообщил Весельчак, скривившись. — Ну, загончик соорудил, забор, все, как положено. Десяток маток и два тра…э-э, оплодотворителя. Прошло некоторое время, и свиньи потяжелели. Дядя аж прыгал от радости… Гм!
— Народились, значит, поросятка, — замогильным голосом вставил Косой. Арбалетчики уже мычали от душащего их смеха.
— Народились! — рявкнул Абессалом. — Только все черные, маленькие, в полосочку! Дядя аж посерел, когда приплод увидел. А он так надеялся узреть крупненьких белых поросят арранской породы!
Геронтий не выдержал, запрокинул голову назад и оглушительно захохотал. Арбалетчики тоже дали волю мучавшему их смеху, а Заал Косой, утирая слезы, объяснил пораженному Зезве:
— Понимаешь, друг-рыцарь, там рядом лесок был, а в лесочке жили дикие кабаны! Ну, такие, темненькие, в полосочку.
— А забор? — спросил Зезва, качая головой. — Там ведь был забор? Как же они…
— Лесные оплодотворители? Ясно как — с разбегу, и хоп через заборчик! — Косой хлопнул Весельчака по плечу. — А что? Когда такие девки, на подбор! Поставь себя на место лесного кабана. Идешь себе по лесу, желуди жуешь, внезапно чувства: девки розовые, пухленькие, по загончику туда-сюда, туда-сюда… Говорят, — Заал снова затрясся от смеха, — что кабаны и двум оплодотворителям впендюрили, так разошлись. Вот она, сила страсти!
— А потом, — мрачно сказал Абессалом, — дядя решил разводить коров…
