Оставив свои ордена и документы на хранение комиссару эскадрильи, мы вылетели на задание.
Погода по-прежнему стояла предательски ясной, ярко светило солнце и, чтобы не обнаружить себя, мы пересекли линию фронта на бреющей высоте. Обходя сопки, укрываясь долинами, на высоте 5-10 метров мы прошли вглубь территории противника. К вражескому аэродрому подошли с тыла со стороны солнца на высоте 2500 м, на которой я и стал фотографировать, а старший лейтенант Никитюк — следить за воздухом. В момент съемки на аэродроме находилось много бомбардировщиков и истребителей противника. На взлетной полосе заклубилась пыль, это уже поднимались вражеские истребители на перехват наших самолетов. Закончив фотосъемку, мы сразу перешли на бреющий полет и, меняя курс, пошли на свою территорию. Подходя к линии фронта, я заметил, как слева из-за сопки выскочила группа истребителей в количестве семи самолетов. Также обнаружив наши самолеты, они стали заходить в атаку. Завязался воздушный бой. Первые 5–8 минут мы отбивались вместе, но потом на высоте 20–30 м зажгли самолет Александра Никитюка и он погиб на территории врага, совсем недалеко от линии фронта. Я оказался в сложном положении: горючее на исходе, боекомплект израсходован полностью. Почуяв легкую добычу, немцы решили меня привести на свой аэродром, сбивая с курса трассирующими очередями впереди моего самолета. Тогда я решил идти на таран. После нескольких атак противник разгадал мои намерения и стал держаться на значительном расстоянии, посылая в мою сторону трассирующие очереди, по-прежнему отсекая мои попытки прорваться к линии фронта, которая находилась уже рядом. В этом отчаянном положении я вспомнил о солнце и, резко развернувшись на него и снизившись до минимальной высоты, пошел в сторону, противоположную линии фронта. Теперь солнце светило прямо в глаза, лететь на малой высоте было очень трудно и опасно, но и противник на какой-то момент растерялся, выпустив меня из поля зрения. Воспользовавшись этим, я резко развернул самолет в сторону своей территории и стал уходить, наблюдая за действиями вражеских истребителей. Пролетая между сопками, я заметил, что один самолет меня все же преследует, а основная группа встала в круг и осматривает местность в поисках моего самолета. Преследовавший меня самолет, видя, что я все же ухожу на свою территорию, решил меня сбить и стал пристраиваться в хвост моего самолета. Я стал резко маневрировать, не давая ему поймать себя в прицел. Первая очередь прошла правее и выше моей кабины. Увлекшись прицеливанием на низкой высоте, немец зацепился плоскостью своего самолета за сопку и взорвался 1*. Когда я еще раз оглянулся назад, то увидел, что группа самолетов противника подошла к месту взрыва и опять встала в растянутый круг. Пока они разбирались, что произошло и чей это самолет горит, я перелетел линию фронта и благополучно вернулся на свой аэродром…'
Об этом боевом вылете капитана Гальченко была выпущена пропагандистская листовка, все армейские газеты рассказывали о его героическом подвиге. Но все же чаще в первые месяцы войны в газетах писали о летчиках 3-ей эскадрильи и ее командире — капитане Зайцеве. И первые боевые награды в большинстве своем получили летчики именно его подразделения. Из десяти награжденных пилотов 145-го ИАП семь были из эскадрильи капитана Зайцева. В том числе посмертно был награжден и лейтенант Небольсин, совершивший огненный таран.
Сам же командир знаменитой эскадрильи Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июля 1941 года «За образцовое выполнение боевых заданий командования…» был награжден орденом Ленина. Александр Зайцев стал трижды орденоносцем, и, пожалуй, в тот период среди армейских летчиков на Заполярном фронте никто не носил столько наград и не пользовался таким огромным и заслуженным авторитетом.
В то время, когда летчики уничтожали противника в небе и на земле, в тихих кабинетах НКВД тоже по-своему «боролись с врагами». В один из июльских дней был срочно вызван в Мурманск в особый отдел батальонный комиссар 145-го авиаполка Елисеев. Там его ознакомили со списком неблагонадежных, кто позволял себе неосторожно высказываться в адрес правительства или у которых по тем или иным причинам были «не чистые» анкеты и, по логике тех лет, указанные летчики могли в любую минуту предать Родину и Сталина. В этом списке была и фамилия капитана Зайцева.
От комиссара полка потребовали отстранить от боевых полетов указанных летчиков и провести расследование. Степан Иванович Елисеев наотрез отказался выполнять рекомендации карательного органа, заявив, что в его полку предателей нет. За этот отказ несговорчивого комиссара вскоре сняли с должности, но эта история, тем не менее, закончилась для него благополучно2*.
В конце июля полк облетела приятная новость: прйшел эшелон с новыми самолетами — ЛаГГ-3. Прибыли и рабочие с завода, чтобы помочь военным собрать истребители. Летчики ходили вокруг новых машин и каждый мечтал, чтобы ЛаГГи попали именно в их эскадрилью. Но самолетов было всего двенадцать, а желающих летать — в несколько раз больше. Командование полка приняло решение: самолеты поровну распределить по всем эскадрильям и летать будут на них пилоты из числа самых подготовленных. Не прерывая вылеты на боевые задания, летчики начали изучать новую материальную часть. По мере того, как собирались ЛаГГ-3, у них возникало множество вопросов, так как инструкций по эксплуатации новой техники не оказалось.
Теоретически освоив новые истребители, летчики начали вылетать на задания. И не было почти ни одного боевого вылета, чтобы кто-нибудь не совершил вынужденную посадку. Вскоре радость сменили разочарование и злость. Техники выбивались из сил, устраняя многочисленные заводские дефекты и недоделки, а летчики, не имея на руках инструкций, методом проб и ошибок продолжали осваивать новую технику. Так, в одном из вылетов лейтенант Шпота на взлете отклонился от курса и произвел взлет в сторону сопки. С аэродрома хорошо было видно, как ЛаГГ-3 приближается к препятствию, казалось — столкновение уже неминуемо, как вдруг самолет сделал крутой подъем и перелетел сопку. И-16 и И-153 такую «горку» сделать не смогли бы. Первое время обходилось без серьезных аварий, но вскоре появились первые пострадавшие.
8 августа потерпел аварию и капитан Гальченко — на посадке сложилось шасси. Самолет имел столько производственных дефектов, что его отправили обратно на завод. 26 августа во время вылета на боевое задание из-за перебоев в работе мотора произвел вынужденную посадку старший лейтенант Янчевский, в результате чего самолет свалился в овраг и разбился. Летчик отделался легкими ушибами. Через несколько дней та же судьба постигла и капитана Зайцева, у которого во время учебно- тренировочного полета над аэродромом отказал двигатель, а на посадке — тормоза. Самолет также выкатился за пределы аэродрома и упал с обрыва. Зайцев сломал руку и сильно разбил лицо о приборную доску.
Командование части было вынуждено принять строгие меры. Арестовали инженера полка. Вместо него эту должность занял Павел Петрович Гольцев. Ему удалось в сжатые сроки довести почти все новые истребители до приемлемого летного состояния, научить техников правильно обслуживать, а летчиков — управлять ЛаГГ-3. В результате аварии пошли на убыль. После того, как новый инженер отрегулировал машину капитану Гальченко и научил его пользоваться винтом переменного шага ВИШ-61П, лучший воздушный разведчик полка стал с удовольствием летать на новом самолете, да и другие летчики вскоре изменили свое отношение к ЛаГГ-3.
