больше всех нервничал и сердился.
— Я сбегаю к стоянке, — предложила Карина.
— Пока ты будешь ходить, мы поймаем машину и придется тебя искать, — холодным и спокойным голосом сказала мама.
В эту минуту черная «Волга», которая стояла у тротуара, плавно придвинулась, и водитель, выйдя из машины, молча открыл дверцу.
— Я на неизвестной машине ночью не поеду! — решительно заявила тетя Феня.
Водитель — парень в добела потертых по моде джинсах — пояснил негромко, обращаясь к Карине:
— Машина от Газияна.
И Карина, скрывая растерянность, приказала всем садиться, а сама села рядом с водителем, зная, что ей больше беспокоиться не о чем.
Действительно, парень в модных джинсах аккуратно похватал чемоданы, баулы и авоськи, сунул их в черное брюхо «Волги», и машина покатила на вокзал, где тоже ни Сергею Ивановичу, ни Карине, ни беспокойной тете Фене таскать ничего не пришлось.
Когда тетю Феню со всеми ее вещами водворили в купе, Сергей Иванович попытался сунуть водителю пятерку, но тот со скорбно-снисходительной улыбкой отклонил гонорар.
Карине он сказал:
— Стою на площади справа.
— Не надо! — взмолился Сергей Иванович.
Но они, конечно, вернулись домой на черной «Волге».
— Как это понимать? — спросил отец, поднимаясь по лестнице.
На вопрос, заданный в таком тоне, лучше было вообще не отвечать…
Едва вошли, зазвонил телефон.
— Первый час ночи, между прочим, — сухо констатировал Сергей Иванович, когда Карина торопливо сорвала трубку.
— Андрюша, ты?
Она попыталась поблагодарить его за машину. Но он сухо прервал ее и потребовал к аппарату Сергея Ивановича.
— Меня? — удивился Сергей Иванович. — О чем ему со мной говорить?
Карина стояла рядом, пытаясь хоть что-нибудь услышать и понять, что происходит.
Отец положил трубку.
— Он говорит, чтобы я ни о чем не беспокоился и никуда не заявлял. Он это дело целиком берет на себя.
— Какое дело? — не поняла Карина.
— Насчет ограбления. Он уже все знает, все подробности. Машиной мы тоже ему обязаны? Кажется, скоро в этом доме моя роль сведется к нулю…
Карина закрылась в своей переделанной из чулана комнате и стала думать об Андрее Газияне.
Теперь она перед сном всегда думала об Андрее. Он появился внезапно не только в ее жизни, но и в городе, где люди ее возраста и ее круга, в общем-то, все более или менее знали друг друга.
Впервые она увидела его на одной из улиц студенческого района, потом в молодежном парке, где притаилась круглая обсерватория, затем в университетском кафе. Был он очень заметный — высокий, красивый. Говоря о нем, все сходились на одном слове — необычный. А почему? Не носил джинсов и пестрых рубашек, как большинство ребят, стригся коротко, песен не пел.
Очень скоро он стал провожать Карину до самого подъезда ее дома. Шел позади, за несколько шагов от нее, и ни разу не пытался заговорить.
Римма очень быстро выяснила, что он сын военного, учился где-то на Дальнем Востоке, а теперь его отца перевели в Армению и Андрей зачислен в Политехнический на третий курс.
И вообще он сын племянницы подруги тети Герселии, и Римма может в любую минуту узнать о нем все подробности.
— А мне не интересно! — сказала Карина.
— Интересно, интересно, — безапелляционно уверила Римма. — Но только вскоре он сам с тобой познакомится, у него это в плане, мне Лева сказал.
На другой день длинный Лева остановил Карину на улице. И тут же к ним подошел Андрей.
Лева сказал:
— Вы, собственно, можете считать себя давно знакомыми. Через меня. С Андреем я ходил в детский сад, а с Кариной в школу.
После этого, едва проснувшись, Карина загадывала, придет ли Андрей к концу занятий, чтобы проводить ее домой. Вспоминала его слова, выискивала в них подспудный тайный смысл, оценивала его поступки.
Как-то Андрей спросил:
— Что у тебя было с Эриком?
Что было? Дома у них вечно толклись ее товарищи по школе, потом по университету. Мама их кормила, с Сергеем Ивановичем они играли в шахматы. Это были свои, домашние мальчики. Один из них — Эрик, сын папиного товарища, — когда-то нравился Карине.
Он рос без матери, в седьмом классе забросил ученье, нахватал двоек. Девочки посовещались и решили: надо его спасать, лучшие ученицы возьмут над ним шефство. Эрик всем им поочередно писал записки: «Я вас люблю». Даже маленькой дурнушке Гаяне написал: «Я вас люблю в этом новом платье». Девочки возмущались таким вероломством, но опеки не бросали. Эрик в конце концов выровнял отметки, получил серебряную медаль и уехал в военное училище, чтобы стать летчиком. На вокзале Карина плакала, перед отходом поезда они поцеловались. Вот и все.
Но в университете друзья Эрика обрушились на нее с замечаниями по поводу ее нравственности. Они, оказывается, оберегают честь Эрика! Они дали ему слово следить за Кариной!
Андрей выслушал ее рассказ, не делая никаких замечаний.
— Хорошо, — сказал коротко, — живи спокойно.
И с тех пор друзья Эрика перестали ее замечать.
— Что ты с ними сделал?
— Поговорил.
— Почему они тебя послушались? Почему все наши мальчишки тебе подчиняются?
Андрей усмехнулся.
Римма говорила:
— Настоящий мужчина должен быть как закрытый ящик. Что в нем — мы не знаем. Потому интересно. А например, длинный Лев? Я как глаза открыла, так его увидела. На одной улице жили, в одну школу ходили. Я все ботинки помню, которые он с детства износил. Какой у меня может быть к нему интерес?
Положим, интерес к длинному Леве у нее был.
Иногда Андрей начинал рассказывать:
— Наша семья много ездила. Жили в Чите, во Владивостоке, а то и прямо в тайге. Знаешь, есть места, где грибы выше берез, потому что березки вот такие крохотные. А когда идет на нерест кета, то вода на берегах выплескивается, так ее рыба теснит. Кету руками берешь, икру выжимаешь прямо в таз.
— А рыба?
— Рыбу долой. Она в это время невкусная.
— И не жалко ее?
Он удивлялся:
— Рыбу?
— Все живое жалко, — защищалась Карина. — Я раньше мух от липкой бумаги отмывала…
Он секунду задумался.
— Я ловил кузнечиков, связывал одной ниткой, они летали гирляндами. Сами черные, подкладка на крыльях красная. Летают, как фонарики. Красиво.
Но рассказывал он редко. Только если видел, что собеседнику интересно. Очень чувствовал
