– Полтора литра потянет? – тут же спросил гигант.
– Кстати, познакомьтесь, – светским тоном сказал Петя. – Борис Мамочко, бывший морской пехотинец, ныне инвалид войны и администратор здешнего цирка. Кстати, может быть, вы однополчане? Кстати, ведь вы, Мамочко, тоже высаживались в Керчи? Кстати, не там ли вас ранили в пятку? Кстати, Малахитов, как назывались те каменоломни?..
– Аджимушкайские каменоломни, – сказал Малахитов и скромно спросил Мамочко: – Вы в чьем отряде высаживались?
– Об этом я не рассказываю, – сердито и со значением сказал Мамочко. – А где Марина, Петяй?
– Должен вас огорчить – ушла, и очень надолго.
– Ничего, подожду.
– Вы будете слишком долго ждать, сэр, – зловеще протянул мальчик, прыгнул в камин и оттуда прицелился в Мамочко.
– Ничего, над нами не каплет, – задрав драповые полы, гигант прочно уселся на табурет и утвердил в ногах солидный портфель. Щелкнул пальцем по грудной клетке скелета. – А жмурик зачем?
– Марина анатомию учит, – сказал Петя.
– Хочешь в цирк? – вдруг спросил гигант.
– Еще бы не хотеть! – закричал мальчик.
– Приходи с сеструхой. – Мамочко усмехнулся. – Посажу в генеральской ложе.
Вдруг из камина донесся гулкий, с перерывами, явно условный свист, и Петя застыл, «сделал стойку».
– Петька-а! В шта-а-аб! – прогудела труба.
– Это еще что за леший? – повернулся к камину Мамочко.
– Смотрите, смотрите! – закричал Петя, показывая в окно. – Какие девушки военные идут!
– Где?
Оба молодых человека ринулись к окну, а мальчик – в камин и мгновенно, словно нечистая сила, вознесся, скрылся в трубе, только мелькнули дырявые подошвы.
Малахитов и Мамочко вернулись к столу. Мамочко взял оставленный Петей пистолет, посмотрел на Малахитова прищуренными глазами.
– Два литра?
– Ну-ка, отдайте, – тихо сказал Малахитов.
– А если не отдам?
– Отдадите…
Мамочко, секунду пощупав его глазами, бросил пистолет. Малахитов поймал его, вставил обойму и сунул в карман. Оба моряка заняли свои места у стола и погрузились в молчание.
В сумерках на полуразрушенной террасе собралась тимуровская команда. При слабом свете керосиновой лампы штаб выглядел в достаточной степени таинственно: на стене вырисовывались горн, барабан, спасательный круг с надписью «Верность», карта Европы с обозначенными флажками линиями фронтов. В углу отсвечивали тяжелые складки знамени с пикой и золотыми кистями.
Входящие ребята сваливали у стены тазы, кастрюли, примусы, краны, куски труб… Лишь Петя и Ильгиз вошли с пустыми руками.
Говорила Эльмира Кущина, девочка с надменным носиком и тугими косицами в синих бантах.
– …На сегодняшний день, ребята, план сбора цветных металлов мы выполняем успешно. Однако есть среди нас два товарища, которые недостаточно активно собирают цветные металлы. Вы, конечно, догадываетесь, о ком я говорю, – она сурово посмотрела на «герцога Гиза» и «мастера Пита».
Друзья перешептывались, насмешливо поглядывая на девочку. Эльмира почему-то смешалась и даже немного покраснела.
– Тимуровец должен активнее собирать цветные металлы… они нужны фронту… и… и… мы решили оказать немедленную помощь еще одной семье фронтовика, – сказала Эльмира.
– Браво! Славно придумано, Электрификация! – выкрикнул Петя.
Ребята захихикали.
– Громеко Петр, перестань называть меня Электрификацией, – сердито сказала девочка.
– Но ведь тебя зовут Электрификация? – с поддельной наивностью спросил Петя.
– Меня зовут Эльмира. Эля… – губы у девочки слегка задрожали, она бросила на Петю взгляд, красноречиво говорящий, что обидчик определенно пользуется ее особой симпатией.
– А я думал… – начал Петя, но Ильгиз ткнул его локтем.
– Кончай, Петька, – Ильгиз смотрел на начальника штаба исподлобья, и взгляд его тоже был достаточно красноречив. – А какой семье, Кущина? Вроде всем уже помогли.
– Нет, не всем, Ильгиз, – строго сказала Эля. – Есть у нас еще неохваченные семьи. Например, тетя Зоя, наш дворник. У нее два сына на фронте, и вообще она старая, больная, ведь она служила в нашем доме еще при старых хозяевах, при эксплуататорах.
Друзья молниеносно переглянулись, и Петя сразу закричал:
– Мы с Гизей ей немедленно поможем!
Эльмира после этих слов бросила на него взгляд, по которому видно было, что обидчик давно прощен, прощен и что, напротив, начальник штаба почти восхищен его гениальным предложением.
Лукавая физиономия Петьки говорила, что он почти догадывается об особом к нему отношении почтенного начальника штаба.
– Чем можем, тем поможем, – солидно произнес Ильгиз эту популярную в военные годы фразу.
Ребята встали, отдали пионерский салют стоящему в углу знамени и хором произнесли:
– Верность, верность, навсегда верность!
После этого они цепочкой стали покидать штаб.
– Громеко Петр, прошу тебя на минуту остаться, – очень строгим деловым тоном сказал Эльмира.
Петя пожал плечами.
– Ну, чего тебе? – спросил он, когда они остались вдвоем.
– Петя, – тихо проговорила девочка, – я узнала, что у вас с Ильгизом Гайнуллиным есть еще свой штаб, вроде капитанского мостика…
– Ну и что? А тебе-то какое дело? – закричал довольно грубо мальчишка.
– А то, что… – растерянно пробормотала девочка, – а то, что если придумали что-нибудь интересное, познавательное, надо поделиться с товарищами… или хотя бы… со штабом…
Петя расхохотался грубым морским смехом.
– В плен захотела? В рабство? Невелика добыча!
Он повернулся и пошел прочь. Эльмира, шмыгнув носиком, двинулась за ним.
Во дворе несколько пареньков в хулиганских кепках играют в «чику-расшибаловку». Мерцают папироски.
– Угу-гу-г! У-ха-ха-ха! Тимуровцы! Команда «Верность»! – гогочут игроки. – А Тимуром-то у них Элька с бантами! Помрешь! Электрификация мира!
Один из них выскакивает вперед и поет, кривляясь перед Эльмирой:
– Эй, Элька-Килька! Грязной тачкой рук не пачкай, ха-ха!
– Ты бы помолчал, Пилюля! – сердито говорит ему Петя. – Кривляешься как шут гороховый.
– Что? Что? Что ты сказал? Фрей с макаронной фабрики! – Пилюля быстро что-то вытаскивает из-за голенища, прячет руку за спину и приближается к Пете, пугая его длинными плевками и «фиксами» во рту.
Петя тут же принимает боксерскую стойку.
К месту стычки уже во весь дух бежит Ильгиз. Эля застыла, потеряв дар речи.
– Кончай, Пилюля, – останавливает вожака товарищ. – За этого пацана Слон мазу держит.
– Ладно, гуляй! – хохочет Пилюля. – Что я с малолетками буду вязаться? Так, пугаю…
Напевая что-то свое, таинственное, юные уркаганы удаляются. В руке Пилюли поблескивает лезвие бритвы.
Петя расширенными глазами смотрит им вслед, и ему кажется, что это идут пираты Одноногого Сильвестра.
