абсолютно сухая, ни капли воды не должно попасть на неё.
— Что же это за книга? — врач порядком взволновался.
— Это книга живая! — ведунья понизила голос, задёрнула занавеску. — Её породил дьявол, она уже убила множество людей! Подробностей не знаю, я завтра с утра переговорю со своей бабушкой. Она уже сталкивалась с человеком, владеющим книгой. Лет пятнадцать назад. — Агафья встала, открыла печку, помешала горящие угли. — Завтра днём приходи с книгой. И ради Бога, не смей искушаться, иначе погиб!
— Понёс меня чёрт к Барину на пикник! — с сожалением сказал Бутербродов.
— Ты сказал, к Барину? — заинтересовалась тётка Агафья.
— Это мой друг. А что?
— Иди. Не забудь про газету и раствор чеснока, базилика, укропа.
— В каких пропорциях?
— Два к одному чеснока. Постой-ка. — Агафья вышла в соседнюю комнату, вернулась со стаканом тёмно-зелёного зелья. — Выпей. Это на сутки сконцентрирует твою волю.
Врач принял стакан, понюхал, отпил, поморщился:
— Ну и горечь! — с усилием допил, отёр губы.
— Книга, действительно, необычная. Читать могу только я. Берёшь её в руки и оказываешься, как под гипнозом. Так и тянет совершить какой-нибудь обряд. Такое чувство возникает… — Андрей щёлкнул пальцами. — Будто книга — лучший друг.
— Ничего, это зелье оттолкнёт от неё, — тётка поставила пустой стакан на приступку печи. — С Богом, уже темнеется.
Андрей Васильевич поднялся, подхватил зонтик, немного помявшись, спросил:
— А всё-таки, что такое неразменный рубль? — он смущённо улыбнулся. — Чисто из любопытства спрашиваю. Не смогу уснуть, буду гадать.
Тётка провела по столовой клеёнке ладонью, усмехнулась:
— Деньга такая. На неё хоть весь мир можно купить.
— Это как? — поразился гинеколог. — На один рубль?
— Один-то один, да непростой. — Агафья отдёрнула занавеску, мельком глянула в окно, присела на табуретку. — Даёшь его продавцу, а тому кажется, что ты заплатил кучу денег. Хоть что продаст тебе, да ещё сдачу отсчитает, сколько скажешь. А потом человек отходит, хлоп по карману, а рубль опять там. И так до бесконечности.
— Классно! — восхитился Бутербродов. — А вы сами его видели?
— Этот рубль никто не видел. А кто видел, тот не скажет.
Тётка Агафья шлёпнула ладонью по столу, подняла мёртвого таракана. Открыла печную дверцу, кинула тельце в огонь. Раздался пронзительный вопль и треск, будто горела кожа.
— Кто это? — испуганно шепнул Андрей.
— Лазутчик, — спокойно сказала тётка Агафья, не уточнив, правда, чей. — Прошу, будь осторожнее. С Богом!
— До свидания, — Бутербродов вышел.
9. Это было вчера
Уже совсем стемнело. Снова припустил мелкий дождик. Врач быстро шёл по направлению к дому, держа над головой раскрытый зонтик. Свернул на свою улицу. Внезапно, впереди сверкнули фары, на него с огромной скоростью мчалась машина. Бутербродов попытался отпрыгнуть посреди узкой улицы, но ногу мёртвой хваткой засосала липкая грязь. Врач дёрнулся, упал в сторону, потянул на себя ногу обеими руками. Вот уже почти освободил её из липких тисков…
Тёмная иномарка промчалась мимо, переехав левую голень.
Врач потерял сознание.
Очнулся Андрей Васильевич в одноместной больничной палате. Медленно открыл глаза.
— Пришёл в себя, слава Богу! — рядом на табурете сидел человек в зелёной спецодежде и колпаке. — Как себя чувствуешь, Андрей Васильевич?
Бутербродов повёл глазами, узнал сидящего рядом коллегу:
— Голова кружится, слабость… ногу тянет… — Он попытался подтянуться выше на кровати, чтобы сесть и тут же скрипнул зубами. — Чёрт!
— Осторожно, Андрей Васильевич! — врач вскочил, поправил подушку. — У тебя связки разорваны на голени.
— Сколько времени, Николай Николаевич?
Человек в колпаке вновь присел, посмотрел на часы:
— Шесть часов вечера.
— Шесть часов ве… Не может быть! — поразился Бутербродов. — Кретин переехал меня, когда время подходило к восьми.
— Верно, — подтвердил собеседник. — Но это было вчера. Ты почти сутки был в отключке.
— Сутки!? — только успевал удивляться Андрей. — Сегодня вторник!
Врач кивнул.
— Но у меня сегодня должна была быть важная встреча!
— О встречах, Андрей Васильевич, придётся пока забыть. Я принесу твой мобильник, сможешь звонить.
Бутербродов наморщил лоб:
— И долго мне валяться?
— Завтра вернётся из отпуска Бумажкин, сошьёт тебе связки. Несколько дней покоя и можно выписывать. Правда, первое время придётся походить с палочкой. И то понемногу.
— Что, кроме Бумажкина, хирурги все повывелись? — с иронией спросил Бутербродов.
— Рыбакова замуж вышла в третий раз, отгулы взяла, Куцевич Серёжа запил…
— А Золотов?
— Дак, он уже неделю не работает. Питерская клиника переманила, — врач смущённо кашлянул. — Я бы сам сшил, но я лишь анестезиолог. Я могу заштопать ногу, но связки не для меня. Сложную операцию должен проводить профессионал.
В коридоре послышалась возня и через секунду в палату, в белых халатах, накинутых на плечи, вошли Антон и Артём. У Антона под халатом синела милицейская форма.
— Вы кто? Как вы прошли? — встрепенулся Николай Николаевич. — Я же приказал, чтобы никого…
— Мы его лучшие друзья, доктор, — миролюбиво произнёс Артём. — Посидим немного, оставим гостинцы, — он тряхнул целлофановым пакетом.
— Кроме того, я как дознаватель следственного отдела, должен снять показания с потерпевшего, — официальным тоном заявил Халюкин.
— Всё в порядке, Николай Николаевич, — успокоил гинеколог. — Пусть посидят.
— Ладно. Давайте недолго, — врач встал. — Андрей Васильевич ещё слишком слаб, потерял кровь. Необходим покой, чтобы набраться сил. — Он вышел.
— Привет, Бу, — милицейский сел на край кровати, бизнесмен на табурет.
— Здорово, парни.
— Сейчас мы твою слабость поправим, — подмигнул очкарик. — Барин, распаковывайся.
Бизнесмен достал из пакета пластиковые стаканчики, бутылку коньяка, оглянулся на дверь. Раздал тару, каждому плеснул, не забыв и себя. Поставил бутылку возле тумбочки.
— Я же не пью, — сказал Андрей, заглядывая в стакан.
— Смелее, Андрюха, — подбодрил Халюкин. — Слышал слова доктора — нужен покой? Коньяк —
