— Да. А теперь ступай. И помни: не смейте бунтовать. Не смейте выражать неповиновение. Если прольется кровь, вся она будет на мне.
— Что ты, господин, — бормотал Ивар, — мы… да мы… да что ты…
— Все. Теперь ступай.
— Господин…
— Я не господин тебе больше.
Он упрямо мотнул головой:
— Это — когда я им всем скажу. А пока… — выпрямился, взглянул в лицо мне:- Ответь, господин. Имя свое скажи человеку своему.
Имя.
Имя…
А есть оно у меня?
Было ли?..
— Прежнего твоего хозяина звали Релован. А теперешнего зовут Эрвел Треверр.
Иди же, черт тебя возьми!
А он шагнул еще ближе, быстро ухватил мою руку, прижался лбом, шепнул в ладонь мне:
— Релован, господин мой, — развернулся и убежал, скрипя по снегу сапогами.
И очень своевременно убежал. Очень… своевременно… дьявол, да что это со мной делается?
А ну-ка, соберись!
Вот, так уже лучше.
Когда я вернулся в избу, Летери с бабкой уже спустились с печки, Отвар стоял на углу стола, а Иргиаро в комнате отсутствовал. Больные спали, Йерр улыбнулась мне.
Все хорошо, Эрхеас. Их можно будить. Нам ведь надо идти в Старый дом?
Да, златоглазка моя.
— Летери, отправляйся в Треверргар. Сам в разговоры не вступай, только слушай. Все, что узнаешь — запомни как следует, до мелочей. Понял?
— Я бы это, — забормотал мальчишка, — Я бы у Годавы спросил, в смысле, она все знает, как есть, Годава, то есть…
— Донесет твоя Годава.
— Нет!
— Или проговорится. Для нас сие — одно и то же. Рисковать нельзя. Жизнью рискуем.
И — не своей. Но Летери понял. Получил от своей бабки какую-то снедь и побежал.
Малышка, потом пойдешь к вессарскому дому и возьмешь мальчика, когда он выйдет. Принесешь в Старый дом. Хорошо?
Конечно, Эрхеас.
Вернулся Иргиаро с подойником.
— Вот. Молоко.
— Молоко — это хорошо. Это — для больных. Сварим кашу. У тебя. Кастрюли там есть, наверху?
Иргиаро шевельнул бровями:
— Такие железные… горшки? Нет. У меня там вообще нет… того, что едят люди.
— Ладно. Во-первых, еда была в одном из твоих мешков. Во-вторых…
Я принялся собирать крупу и прочее безобразие.
Пробудилась Маленькая Марантина, зашуршала на лавке, села, протерла глаза, Иргиаро пошел к ней, они зашушукались. Маленькая Марантина пощупала щеку Иргиаро.
— У тебя небольшой жар. Больно?
Иргиаро неслышно ответил.
— Все в порядке, — сказал я, — Доберемся до места, сделаем перевязку.
— До какого места? — она сморщилась, видимо, губы болят, надо обработать анестезирующей мазью…
Иргиаро тихонько объяснял, что здесь нельзя больше оставаться, и поэтому…
Я подошел:
— Ты как?
Маленькая Марантина поднялась с лавки.
— Герен?
Я перехватил ее, усадил на табуретку.
— Иргиаро, дай, пожалуйста, мазь.
— Эту? — он достал из пояса вчерашний мой подарок.
— Да. Спасибо. А ты сиди смирно. Пациент.
Едва успел обработать губы и, на всякий случай, нос, как Маленькая Марантина оживленно заявила:
— Мне, между прочим, снились Холодные Земли. Горы, много снега, башня какая-то черная. Твое тлетворное влияние.
Да, ей в самом деле стало легче. Это хорошо.
— Знаю, — улыбнулся я, — Я тоже там был. Резервом.
— Не поняла, — нахмурилась Маленькая Марантина, — Где?
— В твоем сне. Резервом. Тебя вела Йерр, а я был у нее резервом.
Мы уже пойдем, Эрхеас. Подождем около большого вессарского дома.
Хорошо. Только будь поаккуратнее, Йерр.
Конечно, Эрхеас. Не надо волноваться. Мы придем в Старый дом. На самый верх, так?
Да, маленькая.
Йерр снова улыбнулась мне и всем остальным — она улыбалась им всем — каждому в отдельности… что-то с головой у меня? Или с глазами?..
Маленькая Марантина полезла щупать пульс Ульганару.
— Он выживет, не бойся, — сказал я, а Йерр мягко погладила хвостом плечи Маленькой Марантины и ушла.
Я оттер наше светило лекарской науки, нагнулся над Гереном.
— Как ты?
Больной ответствовал мне нечто малоразборчивое на ашсшарахр с сильным вессарским акцентом.
Летери
Можа, я и зазря на старого господина Мельхиора грешил, но ведь ни бабка моя, ни господин кровавый наследник в замыслах его злокозненных ни на миг не засумлевались. А мне батька когда еще наказывал — слушай бабку, паренек, Радвара наша страсть какая мудрая — а бабка, хошь и глядит в рот кровавому наследнику, да свое собственное мнение тож имеет, иначе с чего она, скажите, Чешуйки-то взбаламутила?
С этим двинул я в Треверргар — послушать и посмотреть, что тама затевается, и ежели казнь готовят, то когда? Хваты на воротах пропустили меня без всяких, они и сказали, мол хоронят нынче господ, беги, говорят, как раз попрощаться успеешь. Такие люди эти хваты — не злые вроде бы, душевные даже, да только куда все девается, когда господин Мельхиор пальцем своим покажет?..
Побег я к склепу, а он у нас как раз под капеллой выстроен, господа вниз уже все спустились, а слуги у дверей полукругом стоят, бабы плачут, мужики молча головы склонили, шапки в руках мнут. Годава меня углядела из-под тряпицы, коей глаза вытирала, хотела к себе прижать, да только увернулся я и к самым ступеням подобрался. Слышу — внизу отец Дилментир из Истинного Закона читает:
— … и рек Альберен Златое Сердце такие слова: ' Да не поглотит вас скорбь ваша в горестях ваших, да не померкнут очи ваши в самый черный час, ибо горести ваши и потери — лишь испытания бессмертной
