— Ну-ка покажи, — сказал Морис.
Эдуар спустил брюки. Низ его живота, бедра — все покраснело. Местами кожа была обожжена, несколько белых прыщей гноилось.
Пока он застегивал брюки, Морис и Жюльен молча переглянулись.
— Хорош я теперь, — простонал Эдуар. — А ведь я и без того болен!
— Ну, старик, не надо на нас злиться, мы ведь не думали… — пробормотал Жюльен.
Морис перебил его и крикнул:
— Конечно, очень жаль, что ты в таком состоянии, но признайся, ведь ты сам в этом виноват. Нечего было делать гадости Жюльену. А потом, когда тебе предложили драться, не надо было трусить.
— Я не люблю драться, — сказал Эдуар.
Морис немного помедлил, потом посмотрел на Жюльена, подошел к Эдуару и очень спокойно спросил:
— Даже с булыжником в руке?
Тот понурил голову и снова опустился на кровать. Несколько минут все молчали. Жюльен и Морис продолжали оправлять постели. Эдуар по-прежнему сидел на краешке кровати. Он долго смотрел на них, а когда они кончили, поднялся, подошел к мальчикам и сказал:
— Ну, давайте лапы, что ли?
Голос его звучал неуверенно. В глазах еще притаилась тревога.
— Так-то лучше, — заметил Морис.
Они обменялись рукопожатиями, но Эдуар сделал это как-то вяло.
Несколько минут спустя со двора послышался голос мастера: пора было приступать к работе. Спускаясь по лестнице, они услышали, как хозяин что-то громко кричит в столовой. Едва они вошли в цех, там появился и он, лицо у него было бледное, брови нахмурены, взгляд колючий.
Хозяин два или три раза обошел помещение. Рабочие провожали его глазами. Поведение господина Петьо и уже одно то, что он в такой час не спит, а находится тут, — все говорило: произошло нечто из ряда вон выходящее.
Наконец он остановился, скрестил руки на груди, потом развел их в стороны и указал на Жюльена.
— Господа, я должен вас предупредить, что среди нас находится коммунист, — заявил он.
Молчание.
Все взгляды устремлены на Жюльена.
Хозяин делает паузу, потом продолжает:
— Вот именно… Он… Этот самый. Этот маленький… — Господин Петьо изменил тон и злобно усмехнулся: — Простите, я чуть было не оскорбил его. Совсем забыл, что это запрещено. — Хозяин повернулся к мастеру: — Смотрите, Андре. Вам тоже надо остерегаться. Ведь этот тип неприкосновенен. Господина Жюльена Дюбуа нельзя задевать, его ни в коем случае нельзя оскорблять, не то вам придется иметь дело с конфедерацией труда и уж не знаю с кем еще.
Он остановился, сделал несколько шагов по направлению к двери; потом снова подошел к мастеру и прибавил:
— Видите ли, я, на свое несчастье, задал ему взбучку, после того как он в тот день черт знает что натворил. Оказывается, это не положено: только что у меня побывал большой начальник из конфедерации труда. Он явился и любезно предупредил: если я и впредь буду так себя вести, то меня ожидают неприятности.
Хозяин снова прошелся по помещению, усмехаясь и что-то бормоча.
Потом внезапно расхохотался и заорал:
— Плевать я хотел! Неприятности! Они угрожают мне неприятностями! Вот уже несколько лет, как мы со дня на день ожидаем войны, она ввергнет мир в кровавую бойню, и все это исключительно из-за тех глупостей, что натворил Народный фронт. И вот какой-то господин из ВКТ грозит мне неприятностями. Черт возьми! Красиво они себя ведут! Не вмешайся эти кретины, Франция уже давно бы заключила союз с Муссолини, и бесноватый из Берлина заткнул бы свою пасть! Но нет, левые все сделали, чтобы доставить стране неприятности, а теперь они грозят неприятностями мне, члену Французской народной партии! Мне, участнику войны четырнадцатого года! И такие люди намерены меня учить… Люди, готовые подтирать зад трехцветным знаменем! Субъекты, в которых чести и патриотизма ни на грош, намерены наводить порядки в моем доме!.. Хотел бы я на это поглядеть! А для кого у нас существуют тюрьмы? И карательные отряды? Господи, когда же наступит день и у нас появится правительство, которое прикажет поставить к стенке весь этот сброд!
Господин Петьо задохнулся.
— Но кто к вам приходил? — спросил мастер.
Тогда хозяин расхохотался. Выпятив живот и неловко переваливаясь, чтобы изобразить с трудом передвигающегося толстяка, он фальшиво запел:
Господин Петьо так хохотал, что у него перехватило дух. Мастер едва улыбнулся.
— Вы его хорошо знаете, — продолжал хозяин, — первого мая он всегда несет знамя. Он до того толст, что, кажется, вот-вот лопнет. По-моему, его зовут Жакье или что-то в этом роде.
— Понятно, — сказал мастер. — Он у них там важная шишка.
— Так вот, он-то и явился ко мне… Вы ведь не знали, что господин Жюльен такая продувная бестия! Мальчишка состоит сразу и в вашем, и в их профсоюзе. Да-да, именно так.
Мастер, видимо, был смущен. Морис снова принялся за работу, повернувшись к хозяину спиной. Один только Эдуар улыбался.
— Что касается профсоюза, вы сами в этом разбирайтесь, — продолжал господин Петьо. — Я только подумал, что будет честнее вас предупредить.
Он поколебался, потом медленно направился к Жюльену, остановился шагах в трех от мальчика и внезапно плюнул ему в лицо.
— Вот так, — заявил хозяин, — ни оскорблять, ни бить! Согласен. Но я могу разрешить себе роскошь плюнуть ему в рожу. Этого мне не запрещали.
Он повернулся на каблуках и быстро вышел. Мастер и его помощник отвели глаза от Жюльена, который фартуком вытирал лицо.
Когда другие уже приступили к работе, Жюльен все еще стоял на месте, сжимая кулаки и стиснув зубы; по всему его телу пробегала дрожь. Что-то новое возникало в нем. И мучило его, и ворочалось в недрах его существа, словно зверь.
Жюльен не сводил глаз с двери, через которую вышел хозяин.
58
Мальчик долго стоял не шевелясь. Рядом с ним все работали, но он смотрел только на дверь. И видел только дверь да спину удалявшегося хозяина. Узкую, чуть сгорбленную спину и голову с большими оттопыренными ушами.
— Жюльен, пойдешь со мной, будем месить тесто для бриошей, — сказал мастер минуту спустя. — Возьми шесть пачек жира, я понесу кастрюлю с водой.
Ученик ухватил свой фартук за два конца и набросал туда пачки жира. Мастер снял с гвоздя
