Эдуар.
Мастер надел куртку, поглядел на всех, покачал головой, а потом негромко проговорил:
— Ему-то наплевать. Сколько бы он ни болтал чепухи и ни прикидывался, в душе-то он отлично знает, что не подлежит мобилизации. Другие уйдут, а он останется дома и будет торговать пирожными.
60
В четверг 24 августа господин Петьо подошел к газетному киоску еще задолго до открытия. Он уже узнал по радио о том, что подписан договор о ненападении между Германией и СССР, но хотел выяснить все подробности. В цех он ворвался с криком:
— Ну, достукались! Можете укладывать вещички, Андре. Читали? «Резервисты третьей и четвертой очереди будут оповещены о призыве объявлениями».
Мастер подошел к хозяину и, заглядывая через его плечо, стал читать газету, лежавшую на разделочном столе. На минуту все прекратили работу.
— Ко мне это еще не относится, — сказал мастер.
— Это ничего не значит. Увидите, на сей раз мы прямехонько идем к войне. «После подписания в Москве германо-советского пакта французское правительство решило провести новые военные мероприятия». Так что война вот-вот разразится. Я это чувствую. А я, как вы знаете, редко ошибаюсь. «Совещание министров и командующих армиями… Ожидаются новые требования Берлина». Ну, теперь они, конечно, потребуют Эльзас и Лотарингию…
Он прочитывал фразу из газеты, потом принимался ее комментировать, умолкал на минуту и снова начинал читать. В заключение хозяин, как всегда, ополчился на коммунистов и социалистов.
— В сущности, они неизбежно должны были столковаться со странами «оси», — заявил он. — Вспомните речи, которые произносил этот гад Гитлер, скажем, в двадцать пятом году: ведь это же чистой воды социализм. Ну, а этот мешок с лапшой, этот толстяк Муссолини! Разве, отправляясь в поход на Рим, он не размахивал знаменем социализма?
Мастер и Эдуар одобрительно поддакивали ему. Жюльен молчал. День прошел так же беспокойно, как и предыдущий.
Вечером, после закрытия магазина, Жюльен и Кристиан вышли на улицу и направились в квартал Паскье, чтобы встретиться с учениками из других кондитерских. Хозяев дома не было, и поэтому ребята вышли со двора через крытый проход. Дойдя до конца Безансонской улицы, они увидели, что на бульваре, перед кафе, толпится народ. Попробовали было пробиться вперед, но дойти до террасы кафе оказалось невозможно: зеваки стояли плотными рядами.
— Что случилось? — спросил Жюльен.
— Сам не пойму, — откликнулся какой-то прохожий. — Кому-то съездили по физиономии, но я пришел позднее и не знаю, из-за чего разгорелась ссора.
Появились полицейские, и толпа расступилась. Жюльен увидел, что на стуле, уронив голову, сидит человек с залитым кровью лицом. Стоявшие вокруг люди заспорили, но ничего нельзя было понять. Потом толпа заколыхалась: полицейские уводили пострадавшего. За ними шли двое мужчин — офицер и какой-то штатский. Теперь толпа распалась на отдельные группы. Все громко разговаривали, яростно размахивая руками. Несколько человек зааплодировали офицеру. Кто-то крикнул:
— Да здравствует армия!
Потом снова раздались аплодисменты и послышались возгласы:
— Да здравствует Франция!
— Гитлера на фонарь!
— Даешь Берлин!
Любопытные стали мало-помалу расходиться. Стоявший рядом с Жюльеном старик сказал:
— Теперь не то, что в четырнадцатом году. Нет в людях прежней веры. Тогда бы мы не позволили полицейским увести этакого субъекта, мы бы его убили на месте.
Маленькая, сгорбленная старушка дернула его за руку и пробормотала:
— Пошли, не вмешивайся. Нас это не касается.
Кристиан и Жюльен уже собрались уходить, но вдруг заметили Зефа: он подавал им знаки.
— Привет!
— Ты здесь давно? — спросил Жюльен.
— Проходил мимо, как раз когда они начали ругаться.
— Кто он такой?
— Малый, которого увели полицейские? Он схлопотал по физиономии от штатского, ушедшего вместе с ними, и от офицера из частей африканских стрелков.
— Это тот, что в светло-голубой фуражке?
— Да, чертовски сильный парень. Ну и удар у него! Как он двинет того малого кулаком! Буквально раскроил ему скулу. Жаль, что ты этого не видел своими глазами!
Они двинулись в сторону от кафе, и Жюльен спросил:
— А из-за чего они подрались?
— Не могу тебе точно сказать, как все это началось, но, по-моему, они говорили о происходящих событиях. Я сам слышал, как этот малый закричал: «Да здравствует Народный фронт!» И поднял сжатый кулак. Тогда сидевший за тем же столиком штатский закатил ему оплеуху. Тот даже не стал защищаться, а крикнул: «Да здравствует СССР!» Штатский опять ударил его. Он было попробовал обороняться, но тут офицер стукнул его кулаком в лицо, и он упал на стул с разбитой физиономией.
С минуту они шли молча, потом Зеф прибавил:
— Ну и чудак! Чудак, да и только!
— Как думаешь, будет война? — спросил Жюльен.
— Возможно, — ответил Зеф. — Даже почти наверняка будет. Я предпочел бы, чтоб она не сразу началась. Очень хочется посмотреть на все своими глазами. Ведь в фильмах — сплошные враки. Если хочешь по-настоящему понять, что такое война, надо самому там побывать.
— Ну, я-то еще слишком мал, — протянул Кристиан. — И пока я вырасту, все уже кончится.
— Кстати, знаете, что Доменк уехал? — внезапно спросил Зеф.
— Его мобилизовали?
— Ты что, спятил? Думаю, он задал стрекача. Сам знаешь, какой у него образ мыслей.
Жюльен быстро взглянул на приятеля и спросил:
— Значит, он дезертировал?
Зеф на минуту задумался, а потом ответил:
— Ему всего девятнадцать лет, так что нельзя сказать, что он дезертировал, ведь он еще даже не отбывал воинской повинности. Но только он, видно, решил скрыться до того, как его станут искать. К тому же он поругался с Вормсом. Они тоже поссорились из-за русских.
— А почему Доменк их поддерживает? Ведь он терпеть не может Гитлера.
— Он говорил: «Если русские так поступают, значит, у них есть веские основания». Знаешь, ведь Доменк много читал, я не могу пересказать тебе всего, что он говорил, но он утверждает, будто Россия хочет оставить Гитлера в дураках и использовать его силу против капиталистических стран. Мне, скажу тебе откровенно, на все это наплевать. По-моему, война — дело куда более простое. Исколошматят друг друга как следует — и баста.
Зеф взмахнул рукою, словно что-то перебросил через плечо.
— Мне тоже наплевать, — объявил Жюльен. — Политика — это муть.
— Но пока суд да дело, Доменк, видимо, не желает идти в армию, а это уже свинство, — заметил Зеф.
Жюльен немного помолчал, потом проговорил почти шепотом:
— Да… только меня это удивляет. По-моему, Доменк славный малый. Он мне всегда нравился.
