Он вдруг сообразил, что вспоминает, как час назад заглядывал в водосток, который вернул бредовое воспоминание более чем двадцатилетней давности — о белых шарах, колышущихся во тьме под самой улицей. Ну не судьба ли? Интересно, какие еще могут нахлынуть на него воспоминания?
— Те, кто заключает договор с богами, должны держать свое слово, — вполголоса проговорил дядя Джордж, вешая лампу на ввинченный в потолок железный крюк. Шипящая теперь под потолком лампа пульсировала настолько ярким светом, что Дэвид едва не жмурился.
— Вспомни, что я тебе говорил, — так же вполголоса продолжал Джордж, его слова почти тонули в шипении газовой лампы. — Бог грома Тор наказал вождю клана Леппингсвальт создать новую империю, которая охватит весь мир. Вождь пожаловался, что у него нет армии, и потому Тор предоставил ему войско при условии, что нашествие начнется, как только сойдет снег. — Джордж долил виски в кружку Дэвида. — Видишь ли, боги Севера уже тогда чувствовали, что сила их убывает, — в то время как христианство как чума распространялось по Европе. Приходили в упадок, разрушались капища, никто не совершал древних ритуалов. Вождь Леппингсвальтов согласился. Так был заключен договор. И тут же Тор призвал к себе валькирий — дев-воительниц северных богов — и приказал им полететь на поля битв по всему миру, и собрать там мертвых воинов, и принести их назад в долину.
— Но на что годна куча старых трупов?
— А, вот здесь за дело берется бог — старый и очень могучий бог. Острием ножа Тор надрезал себе язык, а потом ртом, полным собственной крови, поцеловал по очереди каждого из павших и тем вернул их к жизни.
— И эти восставшие из мертвых солдаты подчинились вождю Леппингсвальтов?
— Беспрекословно.
— А что произошло, когда началось нашествие?
— Армия была не готова. Всю ту зиму полторы тысячи лет назад они пролежали в пещерах, питаясь кровью быков, дабы вернуть себе былую силу. Вспомни, Тор приказал вождю Леппингсвальтов перейти в наступление, когда сойдет зимний снег.
Дэвид почувствовал, как от виски по его телу вновь разливается тепло. Дядя казался теперь темным силуэтом в ярком свете лампы, которая шипела и пульсировала так, что Дэвид почти готов был поверить, что в пещеру случайно занесли осколок солнца.
— В ночь накануне нашествия разразилась беда, — продолжал старик. — Вождь сидел в пиршественной зале со своей сестрой и невестой. С ними был и его соратник, Вуртцен. Вуртцен же был воином из племени готов. По общему мнению, это был гигантского роста варвар, чья речь больше напоминала волчий вой, чем язык людей. Тогда — так никогда и не выяснилось почему — вождь и Вуртцен заспорили. Спор становился все ожесточеннее, перерос в ссору, пока они не выхватили мечи и начали биться друг с другом. Схватка бушевала всю ночь. В какой-то момент гигантский порыв ветра распахнул дверь и загасил все свечи. И все же они сражались — только теперь это было в полной тьме. Оба они были прекрасными бойцами, и ни один не мог одолеть другого. Представь себе, как они бьются в темноте, как лязг стальных клинков эхом отдается от стен, как летят искры, когда меч встречает меч. Однако — ни тот ни другой этого не заметили и не поняли — сестра вождя и его невеста были случайно убиты во время поединка. Ни вождь, ни Вуртцен не знали, кто и когда нанес смертельный удар. В раскаянии Вуртцен бежал из страны. Вождь же Леппингсвальтов повел себя иначе. Обезумев от ярости, он дотла сжег капище Тора, виня его в смерти женщин.
— Но бог так этого не оставил.
— Нет. Тор явился, чтобы приказать Леппингсвальту начать завоевание христианских королевств.
— С помощью, так сказать, армии вампиров.
— Думаю, «армия вампиров» — определение не хуже любого другого, — мягко согласился старик. — Армия мертвецов, питающихся живой кровью. Может, дашь волю воображению, Дэвид? Ты можешь вообразить себе сто тысяч человек? Они облачены в броню, которая уже начала ржаветь, пока они лежали мертвыми на полях сражений. Их кожаные сапоги, возможно, истлели у них на ногах, их глаза, возможно, выклевали вороны. Но вот они перед тобой, оживленные магией и сильные как быки, чьей кровью они пировали. Они готовы исполнить приказ Леппингсвальта, твоего предка, Дэвид, твоей плоти и крови. Они ждут, что он поведет их в поход против живых.
— Ничего себе история. — Дэвид отхлебнул из кружки.
— Ничего себе история, — согласился старик. Он взялся за стальной штырь, свисающий на бельевой веревке с поперечного прута, и с мгновение задумчиво разглядывал его. — Да, та еще история.
— Но Леппингсвальт так и не отдал приказа?
Старик не ответил.
— Бескрайняя империя с центром в Леппингтоне, соперничающем с Римом, так и не состоялась?
Старик покачал в руке штырь, будто проверяя его вес.
— Леппингсвальт отказался от своих обязательств перед Тором. И потому приказал своему войску — армии вампиров — вернуться в свое логово глубоко в недрах гор. Он был столь поглощен горем по погибшей невесте, что заявил Тору, что вторжения не будет никогда.
— И сделка была расторгнута?
Джордж качнул седой головой.
— Сделка была расторгнута. — Он осторожно отпустил штырь, и тот мягко закачался на холодном ветерке. — Но что бы ты ни делал, ты всегда должен чтить договор с богами. В ярости Тор ударил Леппингсвальта своим молотом. Легенда гласит, что этот удар раздробил все до единой кости на лице вождя, отчего тот стал похож на свинью. Увечье причиняло ему такую боль, что даже прикосновение тончайшей паутинки к щеке заставляло вождя выть в агонии.
Дэвид задумчиво пожал плечами.
— На том и кончился поход Леппингсвальта на завоевание всемирной империи.
Старик повернулся к Дэвиду, и его лицо собралось в сухую улыбку.
— Не совсем, внучатый племянник. Вспомни, в жилах Леппингсвальта текла кровь Тора, бога грома. Сколь непокорен ни был сын, отец не станет ненавидеть его вечно. А как бы то ни было, вождь Леппингсвальтов был сыном Тора: он был наполовину смертным, наполовину богом. — Старик говорил теперь быстро, и его голос почему-то, как почудилось Дэвиду, зазвучал невероятно гладко, почти музыкально; без сомнения, виски развязало Джорджу язык. — Много лет спустя Леппингсвальт лежал на смертном одре в своем разрушающемся дворце, где в запустении гнили столы и лавки, и птицы свили гнезда в обвалившейся крыше, и очаг был извечно холоден. Когда настала ему пора испустить дух, Тор явился своему сыну. Бог, должно быть, глянул на искалеченное лицо сына, на его свиное рыло. И в это мгновение сердце Тора смягчилось. Он сказал умирающему, что еще тысячу лет богатство и удача Леппингсвальтов будут медленно, но верно приходить в упадок, сам род угаснет. А потом, когда будет казаться, что надежды уже нет и некогда великий род будет угасать в руинах, один из его сынов вернется из изгнания. Он и возглавит ужасную армию мертвых воинов Тора и сметет всех врагов Леппингсвальтов.
— И создаст бескрайнюю империю во главе со старыми богами Севера?
Дэвид понял, что неотъемлемой частью дядиной истории была паранойя. Эту легенду столетиями рассказывали у камелька юным Леппингсвальтам, чтобы объяснить, почему род все никак не может нажить богатства. И продолжали рассказывать, когда имя Леппингсвальт сменилось на Леппингтон. История была оправданием неудач и несостоятельности Леппингтонов. Быть может, старик находил в ней извращенное утешение. Повторением ее как бы утверждалось, что причина упадка семьи лежит вовне, что это вина кого-то еще — местных христианских правителей тех времен; предательство собственных богов; рыночные силы в смежных областях; ну как же, сойдет даже политика правительства в области подоходного налога. Дэвид задумался, не мучает ли старик себя этой историей теперь, когда живет один в доме у холма. Никогда не знаешь, возможно, фиксация на легенде может стать ранним симптомом старческого слабоумия.
Дэвид вновь перевел взгляд на старика, который, погрузившись в собственные мысли, глядел во тьму за решеткой. Может, старик по многу часов проводит в пещере, оглаживая бутылку виски и размышляя о прошлой славе рода Леппингтонов — вероятно, воображая при этом былые богатство и славу.
И все же, размышлял он, не каждый день узнаешь, что у тебя в жилах течет божественная кровь. Интересно, что скажут на это ребята в теннисном клубе?
Он обнаружил, что улыбается, но поспешно подавил улыбку; ему не хотелось обижать старика. Джордж действительно ему нравился. И в конце концов, все когда-нибудь состарятся. С морщинами и ноющими
