и, не говоря ни слова,
сядет рядом на пригорке и охотно подождёт.
Голову придётся вынуть -
не в песке же ей увянуть!
Захотите отдышаться, а опасность тут как тут:
Вас-то я и поджидала,
принимаемся за дело, —
и… как примется за дело, как возьмёт Вас за грудки!
Значит, так, мой драгоценный,
пропитайтесь этой сценой
и потом не говорите, что я не предупреждал:
может всякое случиться,
ни за что нельзя ручаться -
страусиные повадки не приводят нас к добру.
Не отсрочивайте казни,
то есть не чините козни
времени: оно не любит ждать или плестись в хвосте
за событий чередою -
так что даже чародею
не удастся увернуться от тяжёлых жерновов.
Всё всегда идёт по плану -
я без плана и не плюну…
есть священный распорядок, расписание часов:
раз настало время, субчик,
Вам отплясывать галопчик,
то отплясывать галопчик лучше сразу и начать!
Вот… так, стало быть, давайте
поскачите по кровати -
это очень освежает, уж поверьте старику,
мы – тем более – не вправе
допустить застоя крови,
ибо, помните, в движеньи – кто там? – мельник жизнь ведёт!
Так что мы сейчас попляшем -
чем, должно быть, и утешим
наш недуг: спросите предков, предки в этом знают толк, —
бросьте Ваше полотенце
и отдайтесь ритму танца
ритуального – так в прошлом болям ставили предел.
Это, потерявши память,
только после стали думать,
будто танец есть искусство… дудки, дудки, господа!
Танцем заклинали духов,
чтоб, поохав и поахав,
дух – положим, дух недужный – убирался с глаз долой.
Дух ненужный, дух недужный -
дескать, друг мой ненадёжный,
мы с тобой в кругу попляшем, потягаемся с тобой -
и так далее… И тут он -
прутиком железным, гнутым
по лицу хлестнул мне – так, что… я без слов пустился в пляс.
Приступ двенадцатый
Принявшись беситься с жиру,
он вскричал: – Поддайте жару!
Больше больше страсти, больше муки, наконец!
Два-притопа-три-прихлопа -
это выглядит нелепо,
это просто, извините, ерунда и детский сад…
Станьте вихрем, станьте бурей,
не висите глупой гирей,
я ценю в движеньях лёгкость… грациозность, чёрт возьми!
Ну и что, что Вы в пижаме?
Двигайтесь в другом режиме:
Вы теперь не Вы, мой милый, – Вы какой-нибудь цыган!
В Вас полно горячей крови,
свищет ветер в Вашей гриве,
в Вашем взгляде блески молний, всплески помрачённых вод,
Ваших рукавов раструбы
подымаются до неба,
Ваши клёши – словно флаги, а не эти две клешни…
Обезумьте, одичайте,
под собой огонь почуйте -
Ваши пятки лижет пламя, Вы взвиваетесь, как дым,
надо мною, над собою…
и тогда уже любую
форму примет Ваше тело – там, где формы больше нет!
Просто раствориться в сущем -
не того ли все мы ищем?
Не к тому ль идёт тихонько наша старенькая жизнь,
чтоб развеяться над миром -
серым пеплом, сизым паром -
и, исчезнувши из виду, позабыть саму себя?
Так за что же тут цепляться?
Нам досталась не теплица,
мы в геенне, мы пылаем, мы трещим… ну, пусть немы -
пусть хоть Вы: во искупленье
ввергнутых во исступленье
обывателей, которым не дано высоких мук!
Думайте, что Вас распяли, —
опадите горсткой пыли
с перекрестия на спины человеков, павших ниц
перед красотой распятья, —
и тогда смогу воспеть я
принесённого им в жертву одного из них… аминь.
Неужели Вас, скотина,
не прельстит сия картина,
эта дерзость перехода из огня да в полымя?
Полно шлёпанцами шлёпать -
мне противна Ваша копоть:
или Вы уже горите, или хватит тут коптить!
