печальными глазами — глазами не человека даже, глазами человечества, обобщенным взглядом живых-и- мертвых. И тогда Эмма Ивановна растерялась.
Она захотела, как можно более честно ответить на вопрос человечества — о том, любит ли она этого человека, но не знала, что ответить, и не знала как.
— Я не знаю, — так и ответила она. — Если бы Вы задали мне свой вопрос раньше…
— Я уже задавал Вам его раньше — много лет тому назад. Вы просто забыли. А тогда Вы сказали мне…
На этом самом месте зазвонил телефон.
— Извините, — вздрогнула Эмма Ивановна и подошла к аппарату. — Алло. Я слушаю, алло!
В трубке молчали. Потом заговорили: без «здравствуйте», без «Вас беспокоит» — голым одним текстом, жутким текстом.
— Я хочу предупредить Вас, — докладывал незнакомый мужчина, — у Вас сейчас сидит человек, три часа назад сбежавший из сумасшедшего дома. Это человек с сильным психическим расстройством: синдром навязчивых состояний. Систематический бред по поводу античной мифологии. Нарушение мотиваций. Ничего не отвечайте мне — просто внимательно выслушайте. Ваш посетитель опасен: говорите с ним как можно осторожнее, но весьма твердо. И постарайтесь по возможности быстро от него избавиться. Обещайте ему все, чего бы он ни попросил, однако ограничьтесь обещаниями, пусть и щедрыми. Возле Вашего дома уже стоит машина: его заберут, как только он покинет Вас. Ничего не бойтесь, держитесь спокойно и просто. — В трубке замолчали.
— Спасибо, — сказала Эмма Ивановна. — Могу я узнать, с кем я говорю?
— Можете. Заведующий отделением соматической психиатрии Аид Александрович Медынский. Из Склифософского. Больной не знает меня.
— Я все поняла и… согласна с Вами. Еще раз благодарю Вас. Вы меня очень выручили.
— До свидания, будьте мужественны.
— Всего доброго. Постараюсь.
Эмма Ивановна встряхнула волосами и спокойно взглянула на Станислава Леопольдовича: красивый крупный старик, глаза умнющие — и никаких признаков помешательства. Подумать только…
— У вас совершенно античный профиль, — улыбнулся гость. — Когда Вы говорили по телефону, я вдруг подумал: Эвридика…
Ну вот, поехало… Оказывается, оставаться спокойной отнюдь не так просто. Эмма Ивановна провела рукой по лбу: лоб был мокрым. Систематический бред по поводу античной мифологии. Теперь начнется.
Однако ничего нового не началось.
— Вы так и не ответили мне, — напомнил только Станислав Леопольдович.
— По поводу чего? — Эмма Ивановна уже потеряла нить разговора.
— По поводу того, как Вы сейчас ко мне относитесь… то есть что Вы чувствуете?
Именно сейчас Эмма Ивановна чувствовала только подступающую дурноту — и ничего больше. И не пришли — примчались, прискакали на память слова с бульвара: «У меня болезнь — страшная, неприятная, отвратительная!»
У Эммы Ивановны ноги подкосились: она почти упала в кресло. «Бедняга! — думала она. — Вот что это, оказывается, за болезнь. И сам он о ней знает… или иногда знает».
— Как я отношусь к Вам? — спросила Эмма Ивановна чуть ли не беспечно. — Я люблю Вас, Станислав Леопольдович.
Старик поморщился: он не поверил ей. Понять бы, какого ответа он ждет…
— И я…— «Боже правый, кто меня за язык тянет!» — я хочу любить Вас вечно. Ведь и Вы этого хотите?
— Еще более вечно? — усмехнулся Станислав Леопольдович.
— Я не понимаю Вас! — она прилежно сыграла полное непонимание.
— Я люблю Вас уже более двухсот лет, — просто объяснился гость.
— Сколько же Вам сейчас?
— Мне двести пятьдесят семь лет. Это тех, которые я помню. Но боюсь, что я не все помню.
Эмму Ивановну затрясло. Она встала и подошла к окну.
— Вы не удивлены? — с интересом спросил сумасшедший.
— Ничуть, — ответила Эмма Ивановна с готовностью. — Вы очень молодо выглядите для своих лет.
Гость опять усмехнулся. На сей раз, усмешка вышла недоброй.
— Самообладание у Вас колоссальное, — сказал он. — Вот уж никогда бы не подумал: там, на бульваре, Вы показались мне совершенно другой.
— Я разная, — поспешила оправдаться Эмма Ивановна. — Но на самообладание не жалуюсь.
— Ну в таком случае…
Что-то, по-видимому, встревожило сумасшедшего: взгляд его сделался беспокойным и каким-то нездешним. Чем она могла его задеть? Вроде бы, вела себя по ситуации…
— В таком случае, — повторил он, — если Вы готовы любить меня вечно, — Станислав Леопольдович рассмеялся, и смех его был суховатым, — и если у Вас такая выдержка, я спокоен за Вас: к тому, что я намерен сообщить, Вы отнесетесь как нужно.
Стало быть, начинается уже. И действительно, Станислав Леопольдович начал немедленно. Конечно, это и был тот самый «систематический бред», о котором говорил Аид Александрович Медынский, — кстати, как он узнал, что сумасшедший сейчас у меня… и откуда в Склифософского мой телефон? — систематический бред по поводу античной мифологии. Гость пытался убедить ее в том, что перед нею не человек, а тень, сбежавшая из Элизиума. В состав же Элизиума входит, дескать, Атлантида — самостоятельное государство, где последнее время и обретался Станислав Леопольдович в качестве Тени Ученого…
— Какого Ученого? — не выдержала Эмма Ивановна.
Оказывается, неважно какого ученого: имени его, дескать, все равно никто не помнит, давно это было… А годы жизни того Ученого — 1726 — 1798. И якобы Тень Ученого умеет материализовываться чуть ли не во что угодно — в настоящее время материализовалась, например, в человека по имени Станислав Леопольдович…
Между тем совершенно преобразился Станислав Леопольдович: из кроткого, в общем, старика — в оратора, трибуна… маньяка, одержимого. Что пропагандировал он, Господи, перед кем!.. Сумасшедший!
— Значит, Вы все-таки считаете меня сумасшедшим? — Станислав Леопольдович прервался на полуслове.
— Да нет же, поверьте…
Гость неожиданно обреченно взглянул в глаза Эмме Ивановне — и все в них увидел… может быть, даже телефонный разговор увидел. Где-то Эмма Ивановна читала о том, что сумасшедшие дьявольски проницательны. Она съежилась под его взглядом.
— Я так долго готовился к этой встрече. — И Станислав Леопольдович поднялся — впервые за весь вечер; Эмма Ивановна вздрогнула. — Который теперь час? — Он посмотрел на небо.
— Восьмой… десять минут восьмого. Вы спешите? — Если бы он спешил! Или, может быть, мне самой начать спешить?
— Да. Дело в том, что через час или немножко больше мне нужно будет… в общем, я перестану быть виден.
— Как это? — Эмма Ивановна на секунду забыла, что перед ней сумасшедший.
— Я — тень, — напомнил тот.
— А-а… Да-да, конечно, — поспешила согласиться она.
Станислав Леопольдович развел руками:
— Следовало бы исчезнуть на Ваших глазах, чтобы Вы поверили окончательно, но это крайняя мера. Зрелище не из заурядных… Впрочем, я избавлю Вас от него. Я мечтал о том, что Вы поверите мне на слово. И Вы поверили бы, если… — Гость прямо-таки ударил ее взглядом.
— Если… что? — смутилась Эмма Ивановна. Кажется, он догадался обо всем… — Телефон тут ни при чем! — Она вскочила.
— Телефон? Да бог с ним, с телефоном… Если бы Вы действительно любили меня — вот что я имел в
