Скрытый Пророк

— Нет! — выдохнула она. Затем благоразумно Серентия понизила голос до шёпота. — Нет. Ульдиссиан… Не сон. Я… Я отправилась туда искать… Искать Ахилия…

— Что? — ей было ясно, что он сам изо всех сил старается не повысить голос. Ульдиссиан сразу понял, что именно делала Серентия, чтобы отправиться на поиски лучника, и его гнев можно было понять. — Тебе следовало предупредить меня! Нет! Тебе не следовало вообще ничего предпринимать! Что бы произошло, если…

— Ульдиссиан, тс! Послушай! Ты должен услышать, что я нашла.

— Почему? Был ли Ахилий… Был ли он…

— Нет… Хотя я молюсь, чтобы он не наткнулся на это и не стал жертвой стражника! — Серентия опустила взгляд, объятая ужасом от этой мысли. Что, если Ахилий нашёл магический проход и вошёл в него? Что, если она не заметила его следов, но он был там, был узником всё это время?

— Серри! Серри! — Ульдиссиан заставил её вновь перевести внимание на него. — Очнись! А теперь скажи мне. Скажи мне, что потрясло тебя.

— Это… — сделав глубокий вдох, она попыталась снова. — Это… Ужасно!

И тут рассказ вырвался из неё. Ощущение, что что-то не так, обнаружение магического отверстия, её решение исследовать его и что за этим последовало.

Ульдиссиан был ошеломлён… И разгневан пуще прежнего.

— Ты должна была сразу вернуться!

— Послушай! Это ещё не всё. Далеко не всё. Слушай! — Серентия описала чудовище, охранявшее путь, и как она умудрилась уничтожить его. Брови Ульдиссиана поползли вверх на этом, но он воздержался от прерываний. — А потом… А потом я дошла до конца прохода и увидела их… Всех их! Бескрайнее море их. Такое страшное. Такое ужасное!

Она снова окунулась в кошмарное видение. Безобразные, омерзительные лица. Страшные, леденящие формы. Ничем не передаваемая аура зла…

— Серри! — Ульдиссиан тряс её за плечи. — Что ты увидела?

Дочь торговца взяла себя в руки. Ровным, низким голосом она сумела произнести:

— Я увидела… Я увидела то, что может быть только Пылающим Адом, как зовёт его Ратма! Проход в лугах ведёт из нашего мира прямо туда, где они существуют!

Он раскрыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его. Ульдиссиан мрачно кивнул. Они достаточно уже имели дел с демонами. Магический переход в инфернальные миры больше не сходил за плод воображения.

Видя, что Ульдиссиан не собирается спорить, Серентия заставила себя рассказать ему худшее:

— Они были там. Они были там. Многие тысячи их! Может, больше. Я не знаю… Казалось, им нет числа.

— Кому, Серри? Кому?

Её глаза стали широкие, как блюдца, пока она продолжала представлять их ряды перед собой.

— Армия… Армия демонов. И они явно готовятся выступить на Санктуарий!

Глава восемнадцатая

Ахилий ни секунды не колебался, прежде чем отправиться на разведку ради своих друзей. Его существование — если таковым можно было назвать мучительное страдание, которое он претерпевал, — не могло продлиться долго. Было важно, чтобы выжили другие… Чтобы выжила Серентия.

Ульдиссиан был так отвлечён другими делами, что охотнику было нетрудно улизнуть из места, где он скрывался. Высокая трава укрывала его хорошо, а мягкая почва исключала возможность и без того маловероятных звуков, которые могли производить его ботинки.

Как всегда, он был со стрелой наготове. Колчан был полон. Это было единственным полезным подарком, который ангел даровал ему: нескончаемый запас острых и, некоторым образом, магических стрел. Хотел бы Ахилий, чтобы у него была возможность возблагодарить вероломного ангела — обоих ангелов, которые использовали его, — сумев пустить несколько стрел в то, что служило им сердцами.

Но сейчас его заботило только, чтобы стрелы оказались полезными против того, что таилось здесь.

А луга определённо что-то скрывали. Инарий непременно приготовил какую- нибудь уловку, которая должна была измотать Ульдиссиана перед настоящей конфронтацией. По крайней мере, такое впечатление сложилось у Ахилия о Пророке.

К этому времени он уже далеко ушёл от лагеря, но до сих пор он обратил внимание лишь на одно необычное явление — тревожное отсутствие какой-либо дикой жизни. Ахилий не только не наткнулся на кроликов, кошачьих или других крупных зверей, но также не было ни одной птицы и, судя по полнейшей тишине, даже ни одного насекомого. Жители лугов предпочли убежать, и это не сулило ничего хорошего.

Не осталось и ничего, что можно было бы назвать ветерком. Он дул, когда Ахилий только выступил, но со временем дуновение становилось всё тише и тише, и дошло до того, что натренированный глаз с трудом различал колыхание травы.

Ахилий замер. Он вдруг заметил, что один участок травы впереди колеблется в противоположную сторону по сравнению с остальной травой. Никакой ветер не мог вызвать такое.

Он поднял лук, подозревая, что странное движение означало, что что-то пробиралось через траву. Это могло быть животное такое же сильное, как одна из лесных кошек, но Ахилий сомневался в этом. Большинство животных убегало, почуяв его, остро воспринимая присущую ему противоестественность.

Но если это было не животное, то ему на ум приходило только одно — какой-то демон.

Стоя неподвижно, как скала, Ахилий ждал. Трава продолжала странно колыхаться, но ничто не показывалось.

Наконец начиная выходить из терпения, охотник сделал шаг вперёд. Он мгновенно заметил какое-то оживлённое движение у ближайших растений. Ахилий снова остановился и поднял лук.

И снова его ждало разочарование. В детстве Ахилий слышал выражение «терпение мертвеца», но теперь ему довелось узнать, что для него оно было несправедливо. Даже воля охотника имела свои пределы, и он достиг этих пределов уже очень давно. В самом деле, мёртвое состояние сделало его ещё более нетерпеливым, чем он был при жизни.

Всё ещё держа лук наготове, Ахилий в конце концов направился вперёд. К его удивлению, в точке, в которой он ждал, что кто-то прячется, не нашлось ничего. Ни зверя. Ни демона. Почти как если бы трава двигалась по своей воле.

Хмурясь, светлокудрый лучник потёр покрытую грязью щёку. Его инстинкты — и, возможно, то, что сходило ему за способности эдирема, — были такими же сильными, как если бы он всё ещё дышал, и они уверяли его в том, что что-то не так. Но что именно было не так, определить было невозможно.

Ночная пора беспокоила его меньше, чем Мендельна или Ульдиссиана. У молодого Ахилия всегда было исключительное ночное зрение. После смерти оно только обострилось. Он педантично осматривал область в поисках намёка на угрозу, которая, как он чувствовал, без сомнения окружала его.

Его внимание привлёк маленький тёмный объект, торчащий из травы слева от него. Положив лук рядом с собой, — но держа пальцы возле него, — Ахилий свободной рукой потянул за объект. Трава густо оплела его, оплела так сильно, на самом деле, что он чуть не разорвал то, что пытался вытащить.

Рассердившись, Ахилий отнял ладонь от лука и выхватил нож. Трава плохо резалась, но в конце концов ему удалось справиться с ней.

Это было искалеченное тельце чёрной птицы. Тельце было едва не раздавлено, и трава так сильно оплела тело, что голова и крылья были чуть ли не отделены.