Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Когда соседи       плачут за стеной?
И мне ль, отцу,       не зарыдать от боли,
Что голод       сына моего убил,
Когда все злаки       созревали в поле,
А этот дом       пустым и нищим был?
Всю жизнь       я был свободен от налогов,[755]
Меня не слали       в воинский поход.
И если так горька       моя дорога,
То как же бедствовал       простой народ?
Когда о нем       помыслю поневоле
И о солдатах,       павших на войне,—
Предела нет       моей жестокой боли,
Ее вовеки       не измерить мне!

Лунная ночь

Сегодняшней ночью       в Фучжоу[756] сияет луна.
Там, в спальне далекой,       любуется ею жена.
По маленьким детям       меня охватила тоска —
Они о Чанъани       и думать не могут пока.
Легка, словно облако,       ночью прическа жены,
И руки, как яшма,       застыли в сиянье луны.
Когда же к окну       подойдем мы в полуночный час
И в лунном сиянии       высохнут слезы у нас?

Посвящаю Вэй Ба, живущему на покое

В жизни нашей       редки были встречи,
Мы как Шан и Шэнь       в кругу созвездий.[757]
Но сегодняшний       прекрасен вечер —
При свече сидим       с тобою вместе.
Молодость ушла       бродить по свету,
Головы у нас       седыми стали.
Спросишь о друзьях —       иных уж нету,
И душа       сгорает от печали.
Нужно было       два десятилетья,
Чтоб я вновь вошел       в твои покои.
У тебя, гляжу,       жена и дети,
И детей —       не двое и не трое.
С уважением       меня встречая,
О дороге       спрашивают длинной.
Но, вопросы эти       прерывая,
За вином       ты посылаешь сына.
И велишь       пырей нарезать свежий,
Рис варить,       с пшеном его мешая,
И за то,       чтоб быть в разлуке реже,
Пьем,       за чаркой чарку осушая.
Десять чарок выпил —       не хмелею,
Но я тронут       дружбой неизменной…
Завтра ж нас разделят,       к сожаленью,
Горных кряжей       каменные стены.

Прощание бездомного

Как пусто все       на родине моей:
Поля у хижин —       в зарослях полыни.
В деревне нашей       было сто семей,
А ныне нет их       даже и в помине.
О тех, кто живы,       не слыхать вестей,
Погибшие       гниют на поле боя.
А я       из пограничных областей
Сюда вернулся       старою тропою.
По улице       иду я в тишине,
Скупое солнце       еле золотится.
И попадаются       навстречу мне
Лишь барсуки       да тощие лисицы.
В деревне нету       никого нигде,
Одна вдова       живет в лачуге нищей.
Но если птица       помнит о гнезде,
То мне ль не помнить       о своем жилище?
С мотыгой на плече       весенним днем
Пошел я       в поле наше за рекою,
Но разузнал чиновник       обо всем —
И снова барабан       не даст покоя.
Но хоть служу я       там, где отчий край,
Кому на помощь       протяну я руки?
Теперь       куда угодно посылай:
Мне не придется       думать о разлуке.
Нет у меня       ни дома, ни семьи,
Готов служить и там,       где мы служили.
Лишь мать печалит       помыслы мои —
Пять лет она       лежит в сырой могиле.
При жизни       я не мог ей помогать:
Мы вместе плакали       о нашей жизни.
А тот, кто потерял       семью и мать,—
Что думает       о матери-отчизне?

Вижу во сне Ли Бо[758]

Если б смерть разлучила нас —       я бы смирился, поверь,
Но разлука живых       для меня нестерпима теперь,