Светит луна; и горы и воды сине-зелеными стали. Одна обезьяна вдруг вскрикнет средь ночи в порывах осеннего ветра, И даже тому, кто совсем не грустит, она оборвет нутро. Перевод Л. Меньшикова
Поднялся на башню Ван Цину
Дома ли бродим, гуляем ли в роще — хочется быть нам вдвоем. В тучах над Чу и над морем лазурным каждый в тоске о другом. Несколько прачек белье выбивают возле осенней горы, Наша округа, заросшая терном, вся под холодным дождем. Даосу-отшельнику в горах Цюаньцзяо Нынешним утром холод в моем кабинете,— Вспомнил я горы, друг там живет дорогой. Хворост колючий он собирает в ущелье, Белые камни варит, вернувшись домой. Как бы хотел я, кубок с вином поднимая, Друга утешить в вечер ненастный, сырой. Горы пустые все в опадающих листьях, Как же найти мне след затерявшийся твой? Горная речка к западу от Чучжоу Как люблю я ростки этой нежной травы — по ущелью пробилась она. И еще я люблю, когда в чаще лесной песня иволги желтой слышна. В половодье весеннее дождь начался и под вечер сильнее шумит, На заброшенном броде не видно людей, лишь колышется лодка одна. Первое стихотворение в переводе В. М. Алексеева, второе — Л. Эйдлина, третье — В. Рогова
На древний мотив разлуки Готова расстаться… Тяну тебя, милый, за платье… Нынче ты, милый, едешь в какие края? Не упрекну я, если вернешься ты поздно: Только не езди в этот, ты знаешь, Линьцюн. Путник У матери нежной иголка и нитка в руках: Готовится путник одеться в дорожный халат. Чем ближе к прощанью, тем чаще и чаще стежки, И страшно: домой он не скоро, не скоро придет… Кто может ручаться, что малой травинки душа Всей мерой отплатит за теплую ласку весны! Женское целомудрие Вместе прихода старости ждут деревья утун, Вдвоем проживут и скончаются уточки юань-ян.[772] Память мужа погибшего чистой жене дорога — Им подобно, расстанется с жизнью земной она. Сердце супруги верное не возмутимо ничем — Влаге в глубоком колодезе подобно сердце ее.
