Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

сияние входит в дверь…
Светает. Иду на воздух.
Нигде не видно дорог.
Блуждаю кругом бесцельно,
лишь дым и туман окрест.
В сиянье алеют горы,
лазурью блещут ручьи,
И вижу: в десять обхватов
и сосны здесь и дубы.
На камни ручья спокойно
ступаю босой ногой;
Журчит вода, убегая,
мне ветер треплет халат.
При жизни такой нетрудно
возрадоваться всему —
Зачем же сидеть непременно
на привязи у других!
В одном желанье признаюсь
моим немногим друзьям:
Хочу до старости жить здесь,
отсюда не уходить!

В пятнадцатый день восьмой луны[777] дарю Чжан Гун-цао[778]

Облака подвернуты кругом,
нет Реки среди небес,[779]
Чистый ветер дует в пустоте,
сгладил волны свет луны.
Спит вода, спят ровные пески,
образов и звуков нет.
Пьем с тобой из кубка одного —
спой мне что-нибудь, прошу.
Ты поешь — с кислинкою напев,
а слова твои горьки;
Не могу дослушать до конца —
слезы льются, словно дождь.
«С небесами высота Цзюю
сводит озеро Дунтин[780],
Всплыл дракон и снова в глубь нырнул,
слышны крики обезьян.
Десять жизней, девять в них смертей —
вот как выслужил я чин.
А теперь один в глуши живу,
точно скрывшийся беглец.
Покидая ложе, змей боюсь
и отравы жду в еде.
Воздух моря увлажнил червей,
мяса, крови смрад вокруг.
Пред ямынем[781] барабан большой
бил торжественно вчера:
Новый государь у нас теперь,[782]
Гао будет вознесен.
За день о прощении указ
десять тысяч ли прошел,
Всем, кто к казни был приговорен,
жизнь дарована была;
Возвращают ссыльных, служба ждет
всех, кто отрешен от дел,
Будет смыта грязь, сметен порок,
стихнут козни во дворце.
В списки некий чин меня вписал —
имя вымарал другой,
Не везло мне — только удалось
к варварам забраться в Цзинь.[783]
Что судебный исполнитель?[784] Тля!
Если жалобу подам,
То накажут палками меня
да затопчут в пыль и в грязь.
А из тех, кто начинал со мной,
в гору многие пошли…
Тяжко подыматься в высоту
по Небесному пути».[785]
Ты окончил песню, а теперь
слушай то, что я спою,
Подарю тебе я песнь мою,
столь несхожую с твоей:
«Ночью ныне ярок лунный свет —
хватит и на целый год,
Жизнь стремится по стезе судьбы,
и другого нет пути.
Если есть вино, а ты не пьешь,
то зачем луне светить?»

Посетив храмы Хэнъюэ[786] и переночевав в храме на вершине горы, оставляю надпись на надвратном павильоне

Пять гор по уставу обрядов
стоят, как гордые гуны,
Четыре горы — что стражи,
и высится Сун[787] в середине.
Земля на Хэнъюэ пустынна,
немало чудес там встретишь:
Там небо горам дарует
волшебную власть и силу.