что внука Липатова приняли в Бухаресте в авиационную школу, сыщик понял, в чем дело. Он пожал плечами, помолчал, а потом произнес безразличным тоном:
— А почему бы и нет… В нашей стране всем честным патриотам пути открыты.
Взволнованный столкновением с типографом и официантом, Гаснер оторопел от таких слов. Отпустив руку сыщика, он свирепо посмотрел ему в глаза…
Статеску, в свою очередь прищурившись, растянул рот в улыбке. Он без слов понимал своего собеседника.
— Да, да… летчиком он, понятно, станет… — если, конечно, примут… Но примут его, — сыщик сделал многозначительную паузу и рассмеялся, — на конскую пасху!..
Гаснер угодливо захихикал:
— Понимаю!.. По-ни-маю!.. Спасибо! — ясно, что Статеску будет препятствовать… А это значит — прочно! На него можно положиться… — Расставаясь, Гаснер сказал:
— Да! Не забудьте, господин Статеску, после закрытия магазина зайти. Получил товарчик из Галаца. Для супруги оставил на халат… Такой же материалец взяла жена префекта! Симпатичная дама! Нет? Один бюстик ее чего стоит! А?! Но материалец — что-то особенное, чтоб я так был здоров и счастлив!..
Когда Статеску ушел, Гаснер тут же вернулся в кафе и стал разыскивать Рузичлера. Но типографа не было. Ушел и официант. Гаснер не находил себе места от радости, он горел желанием отомстить своему противнику. Уже собравшись уходить, он вдруг увидел по ту сторону железной ограды бульвара отходившего от табачного киоска Рузичлера и немедленно бросился за ним.
— Э, Рузичлер!
Тот обернулся.
— Ну, так как? Ваш Томов будет авиатором? Вот чем он будет!.. — воскликнул Гаснер, показывая кукиш.
Улыбаясь, Рузичлер ответил:
— Будет авиатором, мусью Гаснер, не беспокойтесь, Томов своего добьется…
— Будет, говорите? Да, да, только когда у лошадей будет пасха! — крикнул Гаснер, потрясая кукишем.
X
Настал вторник. К одиннадцати часам Илья был в канцелярии школы «Мирча Кантакузино». В приемной, кроме него, сегодня посетителей не было. Илья не решался, однако, войти или постучать в дверь. Ждал он уже больше часа. Наконец, адъютант с папкой в руках вышел из кабинета и направился в противоположный конец коридора. Только на обратном пути он заметил Томова.
— А, это вы… Зайдите, — адъютант, толкнув плечом высокую дверь, вошел в комнату. Следом вошел Томов.
Ничего не сказав, не пригласив юношу сесть, адъютант направился к шкафу, вделанному в стену, и стал рыться среди папок и бумаг.
Илья огляделся: он стоял в небольшой комнате, со стены на него смотрел портрет Карла второго. Широкий аксельбант и множество орденов закрывали всю грудь его величества. Илье показалось, что король шевельнул губами: «Я разрешил… Вы станете летчиком». По телу пробежали мурашки…
«Но почему адъютант так сух? — мелькнула мысль. Однако тут же Илья стал себя успокаивать: — Нет, мне это только кажется. Я слишком волнуюсь…»
Адъютант открыл папку, извлек большой желтый конверт с документами Томова, не садясь за стол, перелистал их и бесстрастно взглянул на Илью:
— Ваше прошение рассмотрено.
У Томова ёкнуло сердце.
— Принимаем вас.
Илья не верил. Ему казалось, что он ослышался, но переспросить не посмел. Адъютант приподнял брови и, бросив на Томова удивленный взгляд, повторил:
— Вы приняты.
Илья был счастлив… Ему хотелось обнять адъютанта, хотя сегодня он не казался таким симпатичным.
Адъютант отложил в сторону конверт, отколол прошение Томова от остальных документов, откашлялся и, не глядя на Илью, добавил:
— Вот вам номер текущего счета нашей школы, куда вы внесете четырнадцать тысяч лей… Впрочем, сейчас можно только половину. Остальные придется внести к экзаменам, когда будете получать бревет[31] пилота…
Илье почудилось, что потолок повалился ему на голову… Несколько мгновений он стоял молча, помутневшими глазами глядя на адъютанта…
— Но… — начал он, заикаясь, — у меня нет таких денег…
Адъютант презрительно пожал плечами, вложил документы обратно в конверт и протянул его Илье:
— Тогда ничем не могу помочь.
Илья вертел в руках конверт и переступал с ноги на ногу, не решаясь уйти…
— Может быть, вы можете принять меня учеником в мастерскую ангара? — произнес, наконец, он, умоляюще глядя на адъютанта.
— Нет… В ученики бессарабцев не берем. И даже если бы сделали для вас исключение, нужна гарантия — какое-нибудь недвижимое имущество. Ведь если напортишь что-нибудь в мастерской, казна не должна оставаться в убытке. Но у тебя, как я понимаю, нет ничего такого… — И адъютант сделал гримасу, означающую: «Что с тобой разговаривать, если ты нищий. Авиация не для таких, как ты…»
Он сел за стол и занялся своими бумагами, считая, что разговор окончен. Через некоторое время он поднял голову и, увидев, что Томов не ушел, добавил:
— Так положено… Устав! Порядок!.. Единственное могу посоветовать: напиши прошение его сиятельству министру воздушного и морского флотов, генерал-аджутанту Паулю Теодореску. Только он может разрешить, но я опять-таки сомневаюсь… ведь ты из этой проклятой Бессарабии… Но все же попробуй, напиши… Вот все… До свидания. Я занят.
Илья не помнил, как очутился на улице. Словно автомат шагал он, сам не зная куда, растерянный, опустошенный. Все вокруг было ненужным. Бухарест! Он казался огромной бойней, где все перемалывается. Авиатором он не будет, это теперь ясно… А ведь он так стремился летать!.. Потом приехать домой в военной форме и, конечно, встретиться с Изабеллой. Теперь все рухнуло… И задаток за фуражку пропал, и ботинки почистить «а ля 101» у карлика в турецкой феске тоже не придется…
Илья шел по незнакомой узенькой чистой улочке и думал о Болграде, вспоминал мать, родных, учителей, которые говорили, что молодежь в Румынии может выбрать себе любую профессию; вспоминал обещания и вымогательства Рабчева, надежды на капитана Абелеса…
Навстречу шли люди. У них свои дела. А Илья? Кому он нужен? Куда он идет? Чувство одиночества, жгучей обиды охватило его… Вдруг он вспомнил тех носильщиков, что видел в день приезда в Бухарест. Вот он сейчас похож на них… Такой же растерянный, раздавленный, и никто не может ему помочь, утешить добрым словом, подсказать… Почему-то назойливо стоял перед глазами человек со шрамом на лбу — тот самый, что тогда сказал носильщикам: «Ничего, ничего, придет еще время, когда они будут нам таскать чемоданы, только не надо им поддаваться!..» Будут… Как же… Дождешься!.. Ведь у них сила, деньги…
Из маленькой бодеги доносились невыносимо фальшивые звуки скрипки. Кто-то, стараясь изо всех сил, вытягивал высокие ноты: «Ох, ох, ох! И бо-же-ж мо-ой!» Через несколько шагов — другая бодега: оттуда — звуки другой песни: «Скажи мне Ляна». И на следующем углу опять бодега… Илья свернул в переулок. В воздухе, где-то за крышами домов, пронесся самолет. Гул моторов напомнил Илье праздник авиации. Перед глазами встала Валентина Изоту… «Все, кто желают, могут учиться бесплатно!..» Сейчас она дома… У нее есть дом, есть родина, которая дает ей возможность жить, учиться. Почему ей не быть
