– Ломать трубу, что ли? – опешил Гриша.
– А как бы ты хотел?
Гриша поглядел в окно, но ничего не увидел.
– Лучше уж прорубить окно… «Стекло» мы еще добудем. Гриша через стол пощупал, погладил «стеклину», как будто хотел убедиться, цела ли она. – Не тает. Тепло и не тает. Сверху залоснилась, и все.
– А с чего растает, когда снаружи жмет мороз – перебивает…
– Рубить? – уже с топором в руке, спросил Гриша.
– Погоди, Григорий. – Анисим не спеша спустился с нар, долго натягивал, покашливая и покрякивая, бродни. Наконец, поднялся со скамейки, подшагнул, навалился плечом, и дверь отжалась. И сразу в зимовье запуржило снегом. – Пролезешь? – уступил дорогу Анисим. – Лопата сразу за дверью под стенкой стоит.
Гриша протиснулся между дверью и косяком, дверь за ним со скрипом захлопнулась.
Грише показалось, что он окунулся в мутный поток, настолько плотно лепил снег: протяни руку и не увидишь своих пальцев. Гриша нашел лопату, отгреб от двери сугроб и побрел по пояс в снегу смотреть клетку. На месте костра – белая черновина, и шалаш черным глазком выглядывает из сугроба. Гриша изо всех сил, буравя снег, едва пробился под ель. Он сразу услышал возню в клетке, бросился к ней и увидел белку. Гриша схватил клетку, но, убедившись, что дверца плотно захлестнулась, одернул себя. «Каким должен быть охотник? Хладнокровным. То-то, Григорий». Белка дико металась по клетке.
– Ну чего, ты?.. Дурочка, – ласково сказал Гриша. – Никто тебя не съест.
Гриша ошелушил шишку и посыпал орешки через дырочку в клетку. Но белка еще больше встревожилась.
– Ладно, обвыкай. – Гриша прикрыл клетку лапником и своим следом вернулся к зимовью. Отец уже проскреб тропинку к речке.
– Вижу. Светишься… – встретил Анисим Гришу.
– Серебристая, папань! Вот такой вот хвост!.. – Гриша широко раскинул руки.
– У лисы заняла, – рассмеялся Анисим.
– Давай, папань, еще одну поймаем, веселее им будет.
– А драться не будут?
– Чего им делить, орехов хватит.
– Куда же эту отсаживать? – задумался Анисим.
– Пусть в зимовье побегает.
– Выскочит.
– Можно в валенок посадить, – догадался Гриша.
– Не прогрызет? – усомнился Анисим.
– Тогда еще делать клетку?
– Тебе виднее, – Анисим воткнул в снег лопату, и она осталась вопросительным знаком. – Бери, Григорий, мешок, сходим за рыбой да разгородим заездок – куда нам ее столько…
Снег начал редеть и вдруг просветлело, как будто заткнули небо.
– Видал! – не удержался Анисим. – Какой нам свет небо дарит!
– А ружье, папань, брать?
– Возьми на всякий случай.
Анисим шел впереди, приминал тропу, Гриша старался угадать в его след, но оступался и пурхался по уши в снегу. Анисим остановился, а когда Гриша подошел, приложил палец к губам и показал глазами на реку. Вдоль берега на рысях шел сохатый. Анисим с Гришей, замерев, стояли и смотрели. У самого заездка зверь хватил запахи и на махах бросился через реку. Гриша увидел, как сохатый выскочил на лед, вздыбился и рухнул. Гриша подумал, что зверь проломил лед. Слышно было, как он хлестко ударился губой.
– Папань, – сунул Гриша Анисиму ружье.
– У нас лежачих не бьют, – сказал Анисим, наблюдая из-под руки. – Ноги разъехались, видать, в наледь угодил…
– Стреляй! Уйдет…
– Куда такая гора!..
Сохатый подобрал ноги. Встал на колени. Словно поклонился берегу, и еще некоторое время стоял в поклоне, раздумывая, надо ли подниматься. Но вдруг, резко вскинув голову, вскочил и, взрывая наледь, наметом ушел в прибрежный лес.
– Вот это да! – выдохнул Гриша. – Ты чего ж, папань?.. Убежали камусы…
– Волк свирепствует, – как бы и не услышав Гришу, определил Анисим появление сохатого. Он сделал несколько шагов к заездку и попятился. Гриша увидел, как из-под снега наползала черновина, подъедая след отца.
– Наледь?!