– Что же беспокоит вас, ma petite?
– Ваш выбор партнеров.
– Ревнуешь? – спросила Райна.
– Нет.
– Ну и врешь, – ответила она.
Что я могла сказать? Что меня злит, как она на нем виснет? Так это и было. И это меня злило еще больше, чем то, что она его лапает.
Я покачала головой:
– Просто мне интересно, насколько далеко ты готова зайти ради интересов стаи.
– О, до самого конца, – сказала Райна и обогнула Жан-Клода, встав перед ним. На каблуках она была выше него.
– А сейчас мы с тобой поиграем. – Она поцеловала его одним быстрым движением и встала на колени, глядя вверх.
Жан-Клод погладил ее по волосам. Бледные изящные руки охватили ее лицо, приподняли. Он нагнулся и поцеловал ее, но смотрел при этом на меня.
Чего он ждал – что я скажу “прекратите”? Поначалу он вроде бы ее чуть ли не боялся, теперь же ему было вполне нормально. Я знала, что он меня дразнит. Старается заставить ревновать. Что ж, до некоторой степени это получалось.
Поцелуй был долгим и страстным. Жан-Клод поднял лицо с мазками губной помады около губ.
– И что вы думаете, ma petite?
– Думаю, что вы упали в моем мнении, раз вы спите с Райной.
Горячим, рокочущим смехом засмеялся Габриэль.
– О нет, он с ней не спит – еще не спит. – И Габриэль пошел ко мне длинными скользящими шагами.
Я откинула полу пальто, показав браунинг.
– Давайте не сходить с ума.
Он расстегнул пояс пальто и поднял руки, сдаваясь. Рубашки на нем не было. В левом соске у него было серебряное кольцо, и в край пупа было продето такое же.
Я от этого зрелища вздрогнула.
– Я думала, что серебро раздражает ликантропа, как аллерген.
– Оно жжет, – сказал он с какой-то хрипотцой.
– И это хорошо? – спросила я.
Габриэль медленно опустил руки и движением плеч сбросил пальто. При этом он медленно поворачивался, материя падала изящно, как в стриптизе. Когда пальто соскользнуло с рук, Габриэль резко извернулся и в конце поворота метнул пальто в меня. Я отбила его в сторону, и в этом была моя ошибка.
Он уже навалился на меня, прижимая телом к полу. У меня руки оказались прижаты к груди, спутанные тканью пальто. “Файрстар” оказался под животом Габриэля. Я потянулась за браунингом, и рука Габриэля разорвала ткань, как бумагу, и вырвала пистолет у меня прямо из-под руки. И он чуть было не оторвал мне и кобуру вместе с рукой. На секунду вся левая рука у меня превратилась в полосу боли. Когда к ней вернулась чувствительность, браунинга не было, и с высоты нескольких дюймов на меня смотрело лицо Габриэля.
Он заерзал бедрами, вдавливая “файрстар” в нас обоих. Ему это должно было быть больнее, чем мне.
– Больно? – спросила я, и голос у меня оказался неожиданно спокойный.
– А я люблю боль, – ответил он, высунул язык и кончиком его лизнул меня поперек рта, потом засмеялся. – Ты сопротивляйся, толкайся ручками.
– Ты любишь боль? – спросила я.
– Да.
– Тогда тебе это понравится. – И я ткнула ножом ему под ложечку. Он издал нечто среднее между уханьем и вздохом, по всему его телу прошла дрожь. Он вскинулся, прогнувшись в талии, нижней частью тела прижимая меня к полу, будто выполнял облегченные отжимания.
Я приподнялась за ним, вгоняя лезвие вверх сквозь рвущиеся мышцы.
Габриэль рвал пальто в клочья, но не пытался схватить нож. Он охватил меня руками с двух сторон, глядя на нож и мои окровавленные руки.
Опустив лицо мне в волосы, он чуть обмяк, и я думала, он теряет сознание. А он шепнул:
– Глубже!
– О Боже мой!
Лезвие было почти у основания грудины. Еще один рывок вверх – и оно пройдет в сердце.
Я откинулась на пол, чтобы получить более удобный угол для смертельного удара.
– Не убивай его, – сказала Райна. – Он нам нужен.
Нам?
Нож был на пути к сердцу, когда Габриэль скатился с меня неуловимо быстрым движением и оказался на спине на полу чуть поодаль. Он очень часто дышал, грудь его вздымалась и опадала. По голой коже текла кровь. Глаза были закрыты, а губы кривились в полуулыбке.
Будь он человеком, он бы умер в эту же ночь. А так – лежал на ковре и улыбался. Потом повернул голову набок и открыл глаза. Их странный взгляд был направлен на меня.
– Это было чудесно.
– Господи ты Боже мой, – произнесла я и встала, опираясь на кушетку. Меня покрывала кровь Габриэля, а на ноже она запеклась коркой.
Каспар сидел на кушетке, забившись в угол, и смотрел на меня вытаращенными от страха глазами. Мне трудно было бы его осудить.
Я вытерла лезвие и руки о черное покрывало.
– Спасибо за помощь, Жан-Клод.
– Мне сказали, что вы теперь доминант, ma petite. В борьбу за главенство среди доминантов вмешиваться не полагается. – Он улыбнулся: – Кроме того, моя помощь вам не была нужна.
Райна опустилась возле Габриэля, склонила лицо к его кровоточащей ране и стала лизать медленными, длинными проходами языка. И горло ее вздрагивало при каждом глотке.
Нет, меня не стошнит! Не стошнит. Я поглядела на Каспара:
– Вы-то что делаете с этими двумя?
Райна подняла окровавленное лицо.
– Каспар наш образец.
– В каком смысле?
– Он умеет перекидываться туда и обратно сколько хочет, не впадая в забытье. И мы используем его для проверки потенциальных актеров наших фильмов. Проверяем, как кто реагирует на изменение в разгаре процесса.
Нет, меня определенно стошнит.
– Только не говори мне, что изменение во время полового акта используется как экранная проба!
Райна склонила голову набок, провела языком по губам, пролизав чистый от крови круг.
– Ты знаешь про наш маленький кинобизнес?
– Да.
– Странно, что Ричард тебе сказал. Он наших развлечений не одобряет.
– Вы участвуете в фильмах?
– Каспар на экране не появляется, – сказала Райна, вставая и подходя к кушетке. – Маркус никого не заставляет. Но Каспар помогает нам в подборе актеров. Правда, Каспар?
Он кивнул. Глаза его не отрывались от ковра, чтобы не видеть Райны.
– А почему вы пришли сюда? – спросила я.
– Жан-Клод нам обещал несколько вампиров для следующего фильма.
– Это правда? – спросила я.
Лицо Жан-Клода было абсолютно спокойным – прекрасное, но непроницаемое.
