одного — погибают все.
— Полиция иногда убивает оборотней, которые сторожат логова вампиров, но мастер остается жив.
— У многих мастеров вампиров есть звери, которыми они управляют, но «подвластный» зверь, или «зверь зова» вампира — это некоторый аналог слуги-человека.
— Так называют человека, который помогает вампиру под влиянием воздействия на мозг? — спросил Дольф.
— Я тоже так когда-то думала, но слуга-человек — это больше, чем ты сказал, Дольф. Это человек, связанный с противоестественным, связанный мистическим образом с вампиром. Иногда вампир переживает смерть слуги, но редко когда слуга переживает смерть вампира. Видела я такое, что тело остается жить, но слуга теряет рассудок от смерти мастера. Но у этой тигрицы-оборотня были такие способности к исцелению, каких у нее не должно было быть. Как будто она лучшее взяла в смысле залечивания ран от обоих миров: заживление ран, как у оборотня, и умение гниющих вампиров смеяться над пулями, даже серебряными.
— Я думал, ты только очнулась?
— Это правда.
— Откуда ты узнала, что она гниет?
— Я не знала, но у ее зверя раны заживали как у гниющего вампира, я и решила, что она из них. Но если даже и так, ее подвластный зверь не должен был иметь такую тесную связь с вампирскими возможностями. Это необычно, и очень необычно. Как будто связь между мастером и слугой теснее, чем это нормально.
— Кстати, она стала гнить сразу, как только мы ей голову отрезали, — добавил Эдуард.
— Ола… Отто наверняка был разочарован.
— Был, но они хотя бы не пахнут так, как выглядят. Кстати, почему это? — спросил Эдуард. — Я, естественно, не в обиде, но почему они не пахнут как гниющий труп?
— Не знаю. Может быть, потому что это не настоящее гниение. Как будто они, вампиры, доходят до определенной стадии гниения — и останавливаются. Запах идет от разложения. Раз вампиры на самом деле не гниют, то разложения нет, и нет запаха. — Я пожала плечами: — Честно говоря, это всего лишь теория, достоверно я не знаю. Не думаю, что их вообще больше горстки. Не слишком распространенный тип вампиров, по крайней мере в этой стране.
— Все они — гниющие трупы, Анита, — сказал Дольф.
— Нет, — ответила я и отлично встретила его взгляд. — Не все. Если увидишь обычного вампира в таком виде, настолько сгнившего, значит, у него наступила истинная смерть. А вот гниющий может гнить прямо у тебя на глазах, а потом восстановиться. Он может выглядеть и как ходячий мертвец, и нормально.
— Нормально, — повторил Дольф и хмыкнул.
— Нормально, как все они. — Я повернулась к Эдуарду: — Известно, куда девался второй вампир?
Ответил Дольф:
— Известно, что белый мужчина с виду около тридцати лет, волосы каштановые, короткие, джинсы и джинсовая куртка, с большим кофром, вышел, сел в автомобиль и уехал на глазах у двух патрульных.
— А они смотрели и ничего не сделали?
— Свидетели инцидента рассказывают, что он им сказал… — Дольф перелистнул блокнот: «Вы ведь меня пропустите к машине?» Полисмены ответили: «Да, конечно».
— Черт, Оби-Вана изобразил.
— Кого? — переспросили Эдуард и Дольф одновременно.
— Из «Звездных войн». «Это не те дроиды, которых ты ищешь».
Эдуард усмехнулся.
— Ага, пока мы с Отто разбирали вторую вампиршу на части, этот играл в Оби-Вана.
— Ему пришлось это проделать с несколькими полисменами — в каком-то варианте, быть может, — сказал Дольф. — Когда он оттуда выезжал, полиция окружила весь отель. Я думал, день для вампиров — неблагоприятное время.
— Я думаю, вампирша лежала в кофре. Мое предположение — всего лишь предположение: как та тигрица переняла способности своего мастера к исцелению, так и слуга-человек второй вампирши перенял от нее умение затуманивать умы. Я никогда о таком не слышала, но это похоже на правду. Если узнаю какую-нибудь теорию, похожую на правду больше, скажу вам.
— Откуда ты знала, что они будут в том отеле, Анита? — спросил Дольф.
— Я тебе сказала: от своего информатора.
— Этот информатор — вампир?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Это человек?
— Я тебе все равно не назову имени, так какая разница?
— Сколько вампиров замешано в этих убийствах?
— О двоих я знаю наверняка.
— Насколько сильна твоя связь с твоим мастером, Анита?
— Что? — вытаращилась я на него.
Он смотрел на меня, и в глазах его не было гнева — только настойчивый вопрос. Который он и повторил.
У меня пульс забился в глотке, я не могла ничего с этим поделать. Но голос был почти нормальный, когда я ответила:
— Мы собираемся ловить этих гадов или снова заниматься твоим пунктиком: насколько тесная и личная у меня связь с вампирами? Извини, что разочаровываю тебя, Дольф. Очень обидно, что ты не одобряешь мою личную жизнь, но у нас тут трупы на нашей земле. И раненые. Так можем ли мы, бога и всего святого ради, сосредоточиться на этом, а не на твоем пунктике, который тебе покоя не дает?
Он медленно опустил веки, открыл снова, глядя все теми же коповскими глазами.
— Хорошо. Как был ранен Питер Блэк и кто он вообще такой?
Я глянула на Эдуарда, потому что понятия не имела, какую он предложил легенду. Но сомневалась, что там была только правда и вся правда.
— Ну, лейтенант! — сказал Эдуард. — Я же вам все это рассказал.
— Я хочу услышать версию Аниты.
— Моя версия, как ты знаешь, всего лишь версия, а не правда, — ответила я.
— Я думаю, ты не говорила мне всей правды с той самой минуты, как стала встречаться с этим чертовым кровососом.
— В политическом смысле этот чертов кровосос называется мастером города.
— И тебе он тоже мастер, Анита?
— В смысле?
— Ты слуга-человек мастера этого города?
Я как-то выдала себя перед детективом Смитом — сделала это, чтобы спасти жизнь одного доброго самаритянина — вампира. Очевидно, Смит меня не выдал. Пиво ему с меня.
Секунду я должна была подумать перед ответом Дольфу. Эдуард мне эту секунду дал.
— Извините, лейтенант, но мне ваш назойливый интерес к личной жизни маршала Блейк не совсем понятен. Тем более что он отвлекает нас от расследования и поимки двойного убийцы.
Дольф, будто не слыша, не сводил с меня холодных глаз копа. Если бы я знала, что программа федеральных маршалов нормально отнесется к факту моего пребывания слугой у Жан-Клода, я бы просто ответила «да», но так как такой уверенности не было, надо было либо соврать, либо увести разговор в сторону.
— Знаешь что, Дольф? Я тут стараюсь вести себя профессионально, но ты меня спрашиваешь, с кем я трахаюсь, вообще постоянно педалируешь вопросы секса. Ты в отпуске был, что ли, когда вводили понятие
