— И что ты собираешься делать?
— Нет такого закона, который запретил бы мне встречаться с монстрами. С точки зрения закона это то же самое, что запретить федеральному агенту встречаться не с белыми. С точки зрения пиара — просто кошмар.
— Кстати, насчет слуги-человека: этот вопрос в федеральных правилах не упоминается.
— Ты проверял?
— Перед тем, как принять значок, прочел. Ничего не сказано, что тебе нельзя быть слугой Жан-Клода и федеральным маршалом.
— Потому что законы друг с другом не увязаны.
— Не важно, Анита. Важно другое: если даже Дольф узнает, ты прикрыта.
— По закону — да, но есть другие способы от тебя избавиться, если копы захотят, чтобы тебя на этой работе не было.
— Например, не вызывать тебя на дела.
— Дольф уже это делает.
— Я думаю, в их глазах спать с противником — так же плохо, как всякая метафизическая связь. Если не хуже.
Я подумала и ответила:
— В метафизике они не разбираются, а что такое трах — знают.
— Твоего лейтенанта почти так же, как с кем ты спишь, беспокоит, что ты спишь со многими.
— Многие копы в глубине души — ханжи.
— Да, лейтенант Сторр был бы так же в тебе разочарован, если бы ты спала только с людьми.
— Мне кажется, он видит себя чем-то вроде моего приемного отца.
— А ты кем его видишь?
— Мой начальник — в определенном смысле. Когда-то был моим другом — я так думала.
— Ты села — тебе не больно?
Я задумалась, прислушалась к своим ощущениям, выискивая, нет ли боли. Глубоко вдохнула, всей диафрагмой.
— Тянет кое-где, но не болит. Такое же тянущее ощущение, как когда не растягивается рубцовая ткань. Тебе оно знакомо?
— Знакомо.
— У тебя же нет таких жутких шрамов, как у меня?
— Про это знает только Донна, — улыбнулся он.
— А как там Питер, на самом-то деле?
— Держится храбро.
— Да Эдуард, я же не про то. Ему будут делать инъекцию или нет?
— Продолжают обсуждать.
— Ты должен сказать Донне.
— Она была бы за инъекцию.
— По закону решение принимает она.
— Одна из причин, по которым мы его сделали Питером Блэком — это чтобы он мог принимать решения. Я говорил с твоими мохнатыми друзьями — тигриную ликантропию сложнее всего подцепить. И она одна из немногих, которые держатся в семьях и могут быть унаследованы.
— Для меня это новость.
— Очевидно, тигры хранят это как семейную тайну. Я говорил с единственной в этом городе тигрицей.
— Кристиной.
Он кивнул:
— Ты знала, что она сбежала в город, где тигров нет, чтобы ее не вынудили породниться с неким кланом тигров-оборотней?
— Не знала… хотя постой, помню, Кристина говорила, что Соледад вынуждена была приехать в Сент-Луис, чтобы избежать брака по сговору. Говорила, что тигры предпочитают вступать в браки среди своих.
— Такова была у нее легенда.
— И хорошая была легенда?
— Отличная. Я видел ее документы — с виду настоящие. Великолепно подделаны — я в этом разбираюсь.
— Не сомневаюсь.
Он глянул на меня — выглянул настоящий Эдуард из глаз Теда Форрестера. Всегда первыми к настоящему виду у него возвращаются глаза. Интересное явление — примерно то же происходит обычно у ликантропов при превращении.
— Спасибо, что послала тогда к нам Грэхема. У них как раз в той инъекции был тигр — стандарт такой, потому что это наиболее редкий штамм. Сейчас послали за новым, чтобы был не тигр.
— Он согласится на укол?
— А ты бы на его месте как поступила?
Я подумала.
— Меня как раз спрашивать не стоит, Эдуард. Меня достаточно часто грызли, и я рисковала без прививки. Пока что все обошлось.
— Такой инъекции тогда не существовало. Ты бы согласилась тогда?
— Я не могу принимать решение за тебя или за Питера. Он не мой ребенок.
— По рассказам других оборотней выходит, что лучше быть кем угодно, только не тигром.
— Почему так?
— Я уже сказал: они настаивают на браках внутри клана, чтобы все были в родстве. Они найдут Питера и будут предлагать ему своих девушек, пытаясь заманить к себе. Если не получится, за ними числятся и похищения.
— Противозаконно, — сказала я.
— Они почти всех своих детей учат дома, не в школе.
— Крайний изоляционизм.
— Питера идея стать тигром-оборотнем совершенно не привлекает. Он не очень любит людей, которые ему говорят, что делать и чего не делать.
— Ему шестнадцать, — напомнила я. — В этом возрасте мало кто любит, чтобы им командовали.
— Не думаю, что он это перерастет.
— Он слушается приказов твоих и Клодии.
— Он слушается тех, кого уважает, а это уважение надо заслужить. Я не дам какому-нибудь тигриному клану наложить на него лапы, Анита.
— Они не смогут тебя заставить, и Питера тоже. Кристина живет в Сент-Луисе уже несколько лет, и ее ни разу не беспокоили — насколько мне известно.
— В Соединенных Штатах известны четыре клана тигров, и все они держатся особняком. В их культуре есть различение между чистокровным — наследственная ликантропия, и атакованными. Получить тигриную ликантропию — это рассматривается как награда за отлично сделанную работу. Давать ее тому, кого не ценишь — грех.
— Похоже по описанию на вампиров. У них примерно такое же отношение к слугам-людям и подвластным зверям. Но я прилично видела такого, когда теми и другими становились насильно, а не добровольно.
— А ты добровольно? — спросил он, и глаза его были сейчас совсем Эдуардовыми.
Я вздохнула:
— Скажу я «нет», ты начнешь думать какие-то глупости?
— Нет, ты его любишь. Я этого не понимаю, но вижу.
— А я про тебя с Донной не понимаю.
— Знаю.
