диване, как и у Якова, спал Робей, рядом на полу была постлана перина с подушкой и одеялом, видимо, для Хитровича, сидевшего за столом с газетой.
— Не спишь еще? — спросил его Ветров, присаживаясь.
— Да дремлю уж. Надо ложиться будет.
— Народ-то где у вас?
— На сеновале. Не идут, — как бы извиняясь, показал Хитрович на дом. — Натопчем, говорят, там лучше.
— А-а, — опустил глаза Ветров и поднялся. — А это, — кивнул он на постель, — а это вам за то, что не топчете?.. Ну, ладно, пошел я... Всего!
Во дворе он так пнул приставшую было к нему собаку, что она, повернувшись, с воем бросилась под телегу.
— Слюнтяй!..
Спать не хотелось. Злоба, вспыхнувшая против Хитровича и Робея, кипела в нем, и он пошел расплескивать ее по улицам. По дороге он часто попадал в жирный коровий помет и топал, чтобы сбить его с сапога, озлобляясь еще больше.
— Сволочи! — сам не зная по чьему адресу, ругался он.
Деревня кончалась Игнатовой избушкой, оторвавшейся от других домов и понуро сгорбившейся около поросшей кустарником гнилой речушки.
Эта пришибленность Игнатовой избушки разозлила Ветрова. Его удивляло: насколько надо быть затырканным и забитым, чтобы не закипеть, не забушевать и в щепы не разнести и Якова, и Спиридона, и других кулаков. А вот предложи этому Игнату колхоз, он еще подумает: а вдруг-де он поправится? Вдруг-де мужицкое его счастье уже у двери стучится и завтра он будет таким же сытым, одетым и обутым, как Яков, которого он сегодня так ненавидит?
Привалившись к придорожному дереву, Ветров увидел, как из кустов речушки кто-то вышел на дорогу и направился к деревне.
Еле слышное звяканье шпор подтвердило догадку. Это был красноармеец, и, когда тот поравнялся с ним, Ветров окликнул его.
— Это я, Ковалев. Сапоги мыть ходил.
«Врет», — подумал Ветров, пристальнее вглядываясь, не тащит ли он чего с огорода.
Ковалев ушел, и Ветров, оттолкнувшись от дерева, тоже направился обратно.
Он лег на диван, на который так зарились и который оставили свободным красноармейцы. Ночью он вдруг вскочил и, разиня рот и вытянув голову вперед, прислушивался. Ему показалось, что кто-то стрелял. Тихо. У трюмо громко храпят красноармейцы. Ветров хотел опять лечь, подумав, что это был сон, как вдруг на задах дома бахнул опять выстрел, с другой стороны улицы ему ответили. По улице в карьер проскакал всадник, видимо, от патруля. Еще выстрел. Некоторые красноармейцы, проснувшись, сели на полу, тоже прислушиваясь.
Выстрел.
— Тревога! — крикнул Ветров, схватил сапоги и лихорадочно начал обуваться.
Красноармейцы повскакали, и комната наполнилась тревожной суетой одевающихся. Сверху, с обмундированием в охапку, прибежал комвзвода Маслов и, бросая все это на диван, тоже крикнул:
— Тревога! Ж-живо!
На ходу застегивая пояса, надевая оружие, налетая спросонок на стены и косяки дверей, красноармейцы бросились в сени, где были сложены седла и пики. Навалившись тремя десятками на сложенные в кучи седла, красноармейцы без драки наставили себе синяков, исцарапались об оружие. Они по одному выскакивали во двор, выводили лошадей, седлали и суматошились во дворе, не зная что делать.
Перестрелка то там, то здесь продолжалась, и когда взвод, распахнув большие створы ворот, выехал на улицу, на ней уже галопировали всадники. Командир взвода спросил у скакавшего с шинелью нараспашку, в чем дело и куда он едет.
— Налет!.. Бандиты!.. — крикнул всадник и, пришпорив лошадь, скрылся во тьме.
— За мной, шагом арш! — не рассуждая, скомандовал Маслов.
— Рысью!
Подъезжая к окраине, они встретили группу всадников, перескакивающих с одного порядка улицы на другой. Изредка некоторые из них, вскидывая винтовки, стреляли, у многих шашки были наголо. В кустарниках темными пятнами маячили тоже всадники, они тоже стреляли, разрывая тьму короткими, колющими хлопками.
— Кто здесь? Что такое тут? — приглушенно спросил Маслов у группы.
— Наступают, вон оттуда, — показал один на кустарники.
На задах домов опять хлопнули выстрелы. В кустах начали отвечать.
— Ветров! — приказал Маслов. — Выясните, кто там в кустах.
— Есть! Первое отделение, за мной! Шароватов, Карпов, в дозор, марш!
Он выехал вперед отделения и, решив в конце концов узнать, что это такое, на галопе ринулся в кусты.
— Стой! Не подходи! — испуганным голосом закричал кто-то на него.
Взглянув по направлению крика, Ветров увидел прижавшуюся к кусту фигуру пешего с выставленной вперед пикой.
— Кто тут? Кто ты? — ответил Ветров, вынимая наган. — Кто?! — еще раз окрикнул он молчаливого. — Ну!
— Это... я...
— Брагин? — узнал Ветров голос красноармейца второго взвода. — Ты чего здесь? Кто там в кустах?
— Это я, товарищ командир, наше отделение здесь.
— Лошади где у вас?
— Там остались, не успели.
— В кустах-то кто?
Из кустов выросла еще фигура.
— Это мы здесь, — сказал отделком Головкин, подходя к Ветрову.
— Кто в кустах?
— Наши. В кустах-то никого нет, теперь «они» в деревне.
Ветров не стал с ними больше говорить, видя, что от них ничего не добьешься.
— Карпов, Шароватов, живо, осмотреть кусты!
Дозорные ударили шпорами и скрылись. Ветров повернул к взводу, рассказал Маслову, что в кустах свои.
— Останетесь в заслоне здесь, а мы едем на восточную окраину. Там чего-то стрельба, — приказал Маслов и, повернув взвод, уехал обратно.
Оставшийся Ветров подчинил отделение Головкина себе, расположил его на окраине, выставил наблюдателей и с остальными остановился около крайнего дома.
С восточной стороны деревни, от речки выстрелы не утихали. Сейчас, прислушиваясь к этому, Ветров услыхал также тревожный рев коров, давившуюся перекличку овец, взлаивание собак.
В это время Маслов с третьим взводом подъехал к крайним домам восточной окраины и, спрятав взвод за палисадник, сам выехал вперед. Около крайнего дома он встретил комвзвода Робея с остатками взвода, занявшего оборону.
— В чем тут дело? — спросил его Маслов.
— Пока не пойму. Из кустов меня обстреляли и два раза была попытка конной атаки, сейчас там спешиваются.
— Кто там?
— Черт их знает.
— Там не Леонов?
— Ну вот еще! Зачем он туда попадет?
