— А, вот как раз к бане! — встретил его Серов. — Хошь в баню-то? Иди. Сейчас там Игнат один остается.
— Пожалуй, не прочь, — бросая на лавку шинель и узелок, решил Ветров.
— Иди, иди, — проводил его Серов. — Веник, если надо, свежий...
— Да нет, не надо, — отмахнулся Ветров.
Еще в предбаннике, раздеваясь, он услышал, как Игнат лупил себя веником, кряхтел и повизгивал.
Он скинул белье и, захлебываясь от жары, вошел в баню.
— Кто это? Ты, Григорий? — спросил его с полка парящийся Игнат.
— Нет. Это я, помыться к тебе пришел.
— Ну, ну! Лезь сюда! А-га-га! Лезь! Ух ты! А-га-га! Ох, хорошо! У-гу-гу-гу! Лезь, парень! На вот, а я вздохну!
— Нет, Игнат, — смеялся Ветров. — Не научился. Погреться — погреюсь, а париться — нет.
— Ух! Вот ты черт! Хорошо! — слез Игнат с полка. — Фу-у! Разопрел...
Он катнул на себя холодной воды и опять залез на полок, — опохмеляться, как он сказал.
— А тут у нас прямо революция. У Сашки сын делится. Знаешь, который не хочет идти-то? Яков на голове ходит, Спиридон так даже захворал. Ты побаивайся их, кабы они што... Чего смеешься? Тут, брат, не смех. Они уже одну девку чуть не испортили. Федосеихину Нюрку. Волосья все выстригли, оставили только на макушке, нос хотели отрезать. Третьеводни Серафимку Васька Спиридонов поймал, тоже хотел остричь. Ладно, ребята подоспели. Теперь Васька-то лежит. Говорят, в брюхе чего-то ему оборвали. Завтра у Якова пирушка, затевается, подпоить, видно, кое-кого хочет.
— А мужики как?
— Мужики что, мужики ни то ни се. Приехал, говорят, какой-то, затворил квашню и...
— И долой? Ничего, завтра соберемся опять.
— Делов, брат, много.
Игнат покряхтел немного и слез окачиваться.
Они молча домылись. Игнат быстро оделся и ушел.
Ветров, не дождавшись чаю, ушел от Серова на улицу. Походил около Игнатова дома, но не вошел. Он быстро прошел к Иванову и вызвал Серафиму.
— Слушай, товарищ... Серафима. Мне надо поговорить с Анкой, вызови ее сюда, только чтобы она не знала.
Серафима при упоминании Анки потупилась.
— Не пойдет она.
— Почему не пойдет?
— Так.
— Вызови, Серафима. Я тебе обещаю, что с ней ничего худого не будет. Переговорю — и все. Вызови, я здесь подожду.
Серафима молча ушла, а Ветров, присев на бревне, остался ждать.
Анка пришла. Увидев Ветрова, которого она встречала на огороде и в эскадроне, она испугалась, умоляюще оглядываясь на Серафиму.
Ветров подождал, пока Серафима уйдет, и, подойдя к Анке, посмотрел ей в лицо. Она стояла перед ним потупившись, не смея шевельнуться.
— Слушай, Нюра, — заговорил Ветров. — Я хочу с тобой поговорить.
Она стояла не шевелясь.
— Сватать тебя хочу. — Он помолчал немного. — Как ты?.. А?.. — повторил он. — Нюра...
— Не знаю я, — одними губами прошептала она. — Не пойду я.
— Ты боишься, или чего? Слушай, Анка, — он взял ее за руку и. вдруг почувствовал, как у него в груди кольнуло. — Я не отступлюсь от тебя, пока ты мне не скажешь, что не хочешь потому, что я не нравлюсь тебе. А ты мне, Анка, нравишься.
Он говорил правду, она ему нравилась, он почувствовал это тогда еще, на огороде.
— Я уверен, что мы с тобой заживем дружно... Анка... Пойдем сейчас к отцу и скажем ему. Слушай, Анка, я тебе вперед заявляю, что ни ревновать, ни упрекать тебя не буду. Слышишь, Анка? — Он заговорил шепотом. У него в первый раз в жизни дрогнул голос, он испугался этого, но потом, очертя голову, махнул на себя рукою. — Анка, я тебя любить буду, Анка...
У Анки задрожали губы, она их закусила. По лицу поплыли слезы.
— Пойдешь? Пошли к отцу!
Он повернулся, она тоже повернулась, и они зашагали на окраину, к дому.
«Фу! Вот черт! — вздохнул Ветров. — Как это... неловко все. А я ее любить действительно буду, — косясь на Анку, рассуждал он. — Ты, Анка, ничего не потеряла, поверь мне. Славный будет товарищ!»
— Анка? — спросил он. — Анка!
Она взглянула на него.
— Ничего, я так, — ободряюще улыбнулся он. — Ты не реви только.
5
На улице у двора Серова поставили стол, три стула, Ветров постлал газету на стол.
Крестьяне себя ждать не заставили. Еще с вечера Ветров предупредил через молодежь, что на собрание должны прийти все — и старый, и малый, и жены. И как только на улице показался стол, народ начал дружно собираться.
— Ну, давай, все уж! — кричит один, улегшийся на землю.
— Сегодня, товарищи, надо избрать президиум. Я не могу один.
— Какой такой еще президиум!
— Избрать! Согласны!
— Ну давайте, намечайте кандидатуры.
— Какие кандидатуры?
— Ну, кого в председатели, а кого в секретари.
— От ты, черт, задача! А тебе почему нельзя?
— Можно будет, если изберете.
— Согласны! Избираем!
— Еще надо двоих. В секретари надо.
— Иванову! — крикнул один молодой голос.
— Каку таку Иванову?
— Серафимку!
— Опупел?
— Избираем!
— Другова!
— Избираем... Иванову...
— С каких это пор она Ивановой стала, все была Серафимка?
Наконец в президиум вошли Ветров, Серафима и Агафон. Собрание успокоилось.
Ветров опять начал с устава, на этот раз обсуждали пункты конкретно. Загорелся спор о названии колхоза. Вначале собрание встало в тупик перед этим... Как, дескать, название? Иваном или Марьей? Непонятно что-то. Ветров предложил несколько названий, и собрание засыпало своими.
— «Восход»! «Красная заря»! «Красный пахарь»! «Трактор»! «Лесовик»!
Остановились на «Восходе».
— Откуда, спросит кто-нибудь, вы? С «Восхода», мол. Вот и угадай откуда, — не то оттуда, где солнце встает, не то еще откуда.
— Ну так как же?
