профессия оставила след, – и представил Лиду: – Лидия, литературовед.
– Пока еще не совсем, – смутилась девушка.
– Ничего, девочка, – утешила ее старуха, пожимая руку и Лиде. – Главное – не то, кто ты есть, а куда ты стремишься. – И представила своего сына, который зачем-то полез внутрь «Запорожца»: – Это мой Тимофей. – И чуть сбавив тон: – Ничего не достиг, но душа – золотая.
– Ну что, по машинам? – спросил Фролов. Окончательно диспозиция сложилась так: Тимофей был за рулем «Запорожца» с заклиненным движком, Лида пересела назад, а впереди в «Форде» тяжело уселась Эмма Витальевна, которая со своими артритами и артрозами в тесной машинке совсем излиховалась. Кроме того, ей явно хотелось общаться.
Фролов осторожно тронулся – трос выдержал, не порвался – и, вывернув на дорогу, потихоньку поехал вперед.
– Вас прямо Бог послал, – с чувством сказала Эмма Витальевна. – Тимоша так нервничал.
– Чего уж сильно нервничать, – успокоительно сказал Сергей Петрович. – Не зима. И не Сибирь.
– Уж в Сибири мы точно бы так не стояли, – обиделась за Сибирь старая хирургиня. – Все бы сами останавливались, спрашивали, чем помочь.
– Вы давно оттуда? – деликатно поинтересовался Фролов.
– Двадцать лет. А вы думаете, и там изменилось?
– Могло, – вздохнул Сергей Петрович. – Очень уж все стали расчетливыми.
– Мне б Тимошу женить, – круто сменила тему Эмма Витальевна. – Такой хороший мальчик, а бобыль.
– А сколько лет мальчику? – улыбнулся Фролов.
– Пятьдесят два, молодой еще. Я его поздно родила, – оправдалась она за свой старый вид. – Он у меня очень добрый получился. Слишком, наверное. Жена была такая… прости Господи, а он все ей с рук спускал. Доспускался, что совсем ушла. А Лидочка – ваша супруга? – спросила она вдруг у Фролова.
– Нет, – отчего-то смутился тот.
– А зря. Она добрая девочка, по глазам видно. И фигурка ладная.
Фролов посмотрел в зеркало: Лида на заднем сиденье улыбалась.
– Ох-ох-ох! – после паузы протяжно вздохнула старуха. – Мне бы уже умирать пора. А не могу, пока этих не пристрою.
– Ну, вам рановато еще, – вежливо сказал Фролов, хотя по одышливости и нездоровой полноте старухи было в самый раз.
– Нет, миленький. Мне уж восемьдесят шестой. Просто я толстая и морщин не видно. Вот найти бы Тимке такую, как Лида. Только постарше. И можно на покой.
– Такую, как Лида, сложно, – вдруг вырвалось у Фролова. Сказал – и даже покраснел, втайне надеясь, что со спины не заметят.
– Ну, не как Лида, – спокойно согласилась старуха. – Попроще. Чтоб огород не пугал и на танцульки не тянуло. А у вас-то жена есть?
– Нет, – ответил Фролов.
– А была?
– Была. – Сергей Петрович отвечал односложно, потому что эту тему ему поддерживать не хотелось. Но настырная старуха не отставала:
– И что, бросил женщину?
– Не совсем.
– Не совсем – это как? Наполовину бросил?
– Она сама ушла.
– А детки?
– Не было у нас деток, – вздохнул Фролов.
– Вот это неправильно, – строго заметила Эмма Витальевна. – Без деток нельзя. Я Тимошу в одиночку родила, лишь бы с ребенком. И у Тимоши дитя осталось, сейчас школу кончает. Вам тоже надо.
– Я уже привык один, – без обиды сказал Фролов. Почему-то на Эмму Витальевну обижаться не хотелось.
– Дурацкая привычка, – сказала старая врачиха и с трудом повернула шею назад. – Вам, Лидочка, надо на него воздействовать. Чтоб жизнь впустую не прошла. Воздействуете?
– Попробую, – сдерживая улыбку, ответила Лида.
Странно, но Фролову от этого стало приятно.
До Выдропужска доехали удивительно быстро, хоть и скорость была небольшой, – Фролов все время оглядывался на «Запорожец» сзади.
У поворота их уже ждали. Высокий, не по-майски загорелый парень – то самое дитя Тимофея – восседал на примитивном маленьком тракторе, вообще-то не предназначенном для буксировки «Запорожцев», но в данном случае привезенный именно для этого.
– Внучонок, – с гордостью сказала старуха. – Хирургом будет. И руки золотые, и голова. Не то что у Тимки. Но ведь какого парня Тимка сделал, а? – задорно сказала она в лицо Фролову. И неожиданно закончила: – И вы сумеете, если захотите. Правда, Лидочка?
На последнюю сентенцию Лида не ответила. А жаль, подумал Фролов. Пусть бы даже в шутку.
Еще через пять минут они уже ехали дальше по трассе, слегка загнувшейся после Выдропужска к северу.
Только теперь в салоне «Форда» была не одна банка огурцов, а целых четыре – Тимофей, а больше его мамаша настояли-таки на натуральной форме благодарности, и отказывать им было неудобно.
День стремительно двигался к вечеру.
5
– А как называют себя жители их городка? – спросила Лида, вновь пересевшая на переднее сиденье. – Выдропужцы и выдропужанки?
– Н-не знаю, – задумался Сергей Петрович, застигнутый врасплох. – Это скорее к вам вопрос, к литературоведам. Но думаю, те, кто там живет, своим городком гордятся. В провинции это принято. А те, кто не гордится, уже перебрались в столицы. Они же обе рядом.
– Наверное, – подумав, согласилась Лида. – Иногда я не понимаю, как можно так жить – без театров, без людской толпы, без ночных огней. А иногда хочется все бросить и уехать с Анькой – даже не в Выдропужск, а совсем в деревню. Чтоб тишина, звезды и соловьи.
– А днем – огород, комары и слепни, – серьезно продолжил Фролов.
– Вот про слепней я не подумала, – тоже серьезно сказала Лида. – Комары – куда ни шло, а слепни все-таки, пожалуй, нет. Останусь-ка я на Преображенке. Пусть с трамваями, зато без слепней.
– Видите, как одно слово может поменять жизненные планы, – улыбнулся Сергей Петрович. – А кто такая Анька? Сестра? Подружка?
– Дочка, – односложно ответила попутчица.
– У вас есть дочка? – радостно удивился Фролов. Почему-то ему ужасно понравилось, что у нее есть дочка. Или он уже начал оценивать свои шансы? – остановил сам себя Сергей Петрович. Так нет у него никаких шансов – достаточно взглянуть на ее лицо и такую ладную – не худую и не полную, с красивой круглой, обтянутой узким платьем попкой – фигурку. После этого можно даже не смотреть на собственное отражение, чтобы лишний раз не расстраиваться. – Сколько же лет дочке?
– Пять.
– А почему вы так лаконичны? Обычно про детей с удовольствием рассказывают, – спросил Сергей Петрович и вдруг со страхом подумал, что, может, с девочкой что-то не то, может, больна, а он лезет к ней прямо в душу.
– Анька как Анька, – улыбнулась Лида. – Она у меня прелесть. Тонкие ножки, тонкие ручки, две опять же тонкие косы и пронзительный голосок. Никогда не молчит, никогда не останавливается. Вечный двигатель.
– Замечательный портрет, – согласился Фролов. – Я именно в таких в детском саду влюблялся. В социально активных.
